Зэди Смит - О красоте

С этой точки взору открывалась загородная роскошь пяти соседских садов: узловатые ветви столетних деревьев, рифленые крыши сараев, зажиточный янтарный свет галогеновых лампочек. Тишина. Словно плачущий ребенок, скулит лисица; ни машин, ни людских голосов. Может, здесь он и его семья были бы счастливее? Из Англии, коснеющей в буржуазности, он убежал в Америку, которая, как он теперь явственно видел, давно уже насквозь обуржуазилась. В отместку за провалившуюся попытку побега он превратил жизнь близких в ад. Говард затушил окурок о гравий. Глубоко вдохнул, но сдержался. Он не как его отец, плакать не будет. Послышался звонок в дверь. Говард привстал, с надеждой прислушиваясь, не раздастся ли голос жены. Нет, не она. Должно быть, Кики с детьми приходили и уже ушли. Ему представилось, что его родные, отвергнутые и оскорбленные, подобно греческому хору, покинули сцену в тот самый момент, когда он на нее ступил. Отныне всю оставшуюся жизнь ему уготовано скитаться от дома к дому.

Он выпрямился и отворил дверь у себя за спиной. Перед ним оказалось что-то вроде кладовки, набитой приспособлениями для мытья, сушки, глажки и уборки. За ней открылся коридор; Говард взялся за перила и, глядя под ноги, стал подниматься по лестнице, шагая через ступеньку. На верхней площадке его встретили шесть одинаковых дверей, и ни одна не подавала признаков, что за ней скрывается ванная комната. Он наугад толкнул одну из них - очаровательная, чистая, словно в выставочном зале, спаленка нежилого вида. Два прикроватных столика. На каждом - книга. Грустное зрелище. Он закрыл эту дверь и взялся за соседнюю. Его взору предстала стена, расписанная под итальянскую фреску, с птицами, бабочками и вьющимися виноградными лозами. Столь прихотливое убранство годилось разве что для ванной, поэтому он уверенно распахнул дверь. На кровати в дальнем конце комнаты сверкнули босые женские пятки.

- Прошу прощения! - сказал Говард и захлопнул дверь с такой силой, что та, грохнув, отскочила обратно и ударилась о стену.

Выше пояса на Виктории была черная траурная одежда, но юбку до колен сменили крошечные спортивные шортики из зеленого вельвета с серебристой отделкой. Девушка плакала. При виде Говарда она удивленно подобрала ноги.

- Ни черта себе!

- Простите меня, ради бога, простите, - сказал Говард.

Чтобы достать до дверной ручки, пришлось зайти в комнату. При этом Говард старательно отводил глаза.

- Говард Белси ? - Виктория перевернулась и стала на колени.

- Да. Простите. Я сейчас закрою дверь и уйду.

- Подождите!

- Что?

- Ничего. Подождите.

- Я сейчас закрою…- Говард потянул было дверь на себя, но Виктория подскочила и схватилась за ручку с другой стороны.

- Вы уже здесь, так что входите, - сердито сказала она и захлопнула дверь ладонью.

Секунду они стояли совсем близко, потом она снова устроилась на кровати и посмотрела на него. Говард обеими руками сжимал свой бокал, не отрывая от него глаз.

- Я… сочувствую вашему горю, я… - глупо промямлил он.

- А?

Подняв голову, он увидел, как Виктория делает большой глоток красного вина из высокого бокала. Только теперь он обратил внимание на пустую бутылку рядом с ней.

- Мне нужно идти. Я искал…

- Послушайте, вы уже вошли. Садитесь. Мы ж не на лекции.

Она придвинулась к спинке кровати и, скрестив ноги, взялась за большие пальцы. Она была взвинчена или, как минимум, возбуждена, ерзала на месте. А Говард прирос к земле. Не мог пошевелиться.

- Я подумал, это ванная, - тихо-тихо сказал он.

- Что? Не слышу.

- Эти стены… Я решил, что это ванная.

- Понятно. А это будуар, - объяснила Виктория и небрежно, с насмешкой, обвела помещение грациозной рукой.

- Вижу, - сказал Говард, окидывая взглядом туалетный столик, овечью шкуру, шезлонг, покрытый тканью с принтами, которые, видимо, и послужили источником вдохновения для разрисовывавшего стены. Странная спальня для юной христианки.

- И поэтому, - твердо заключил он, - мне лучше уйти.

Виктория схватила большую меховую подушку и сердито запустила ею в Говарда. От толчка в плечо вино плеснуло ему на руку.

- Эй! Я, между прочим, в трауре, - сказала она с противной заокеанской гнусавостью, подмеченной Говардом еще раньше. - Уж присядьте, доктор, окружите меня пастырской заботой. А если вас это осчастливит, - тут она спрыгнула с кровати и на цыпочках пробежалась к двери, - я поверну замок, и никто нас не побеспокоит.

И на цыпочках прошмыгнула обратно.

- Так лучше?

Ну нет. Он повернулся, чтобы уйти.

- Пожалуйста. Мне нужно с кем-нибудь поговорить, - произнес позади него дрогнувший голос. - Здесь никого, кроме вас. Все молятся внизу. А вы здесь.

Говард собрался открыть замок. Виктория стукнула кулаком по покрывалу.

- Господи! Да не съем я вас! Я прошу вас помочь. Это ведь тоже часть вашей работы? Ладно, проехали. Ничего не было. Проваливайте.

Она зарыдала. Говард обернулся.

- Черт, черт, черт! До чего надоело плакать, - сказала Виктория сквозь слезы и сама над собой тихонько засмеялась. Говард подошел, медленно опустился в шезлонг напротив кровати. И испытал почти облегчение. В голове по-прежнему шумело от курева. Виктория вытерла слезы рукавами своей черной блузки.

- Вот облом. А поближе?

Говард покачал головой.

- Не слишком-то приветливо с вашей стороны.

- Я вообще неприветлив.

Виктория отхлебнула из бокала. Потрогала серебристые края зеленых шортиков.

- Я сейчас, наверное, вылитое чучело. Но дома я всегда хожу в удобной одежде. Не могу больше в этой юбке. Люблю, когда комфортно.

Она побарабанила пятками по матрасу и спросила.

- Ваша жена и дети тоже пришли?

- Я как раз их искал.

- А я думала, вы искали туалет, - Виктория, прищурив глаз, обличительно ткнула в него нетвердым пальцем.

- Его тоже.

- Хм.

Она снова повернулась, как на шарнирах, и плюхнулась на живот: ноги уперлись в спинку кровати, а голова очутилась недалеко от его колен. Рискованно поставив бокал на покрывало, девушка положила подбородок на руки. Изучающее всмотрелась Говарду в лицо и вдруг мягко улыбнулась, словно увидела нечто забавное. Говард следил за ее взглядом разбегающимися глазами, пытаясь их сфокусировать.

- Моя мать тоже умерла, - начал он, сбившись с намеченной интонации. - Поэтому я вас хорошо понимаю. Я тогда был моложе вас. Намного моложе.

- В этом, видимо, все и дело, - ответила она. Ее улыбка слиняла, уступив место задумчивой хмурости. - Почему бы не сказать просто: «Классный помидорчик!»?

Говард сдвинул брови. Что еще за игра? Он достал кисет с табаком.

- Классный - помидорчик, - раздельно произнес он и вынул из мешочка «Ризлу»[[84]]. - Вы позволите?

- Курите. Вам неинтересно узнать, что это означает?