Алексей Никитин - Истеми

Я еще раз просмотрел письмо. Курочкин отправил его так, что все адреса были видны: мой, адрес на хотмэйле, с которого три дня назад пришел ультиматум, и еще один, видимо, Канюки. Всего три. Рейнгартен на Фрунзе, 103, вряд ли пользуется Интернетом. Канюке я отослал записку: «Вадик, надо встретиться. Давыдов». Я не знал, ни где он живет, ни чем занимается последние десять лет. Но встретиться нам было надо. Потом я нашел визитку Недремайло, выпил восьмую чашку кофе и набрал его домашний номер.

На следующий день, примерно в это же время, я гнал машину сквозь тоскливые акварельные пейзажи Кировоградской области. Грязное, набухшее тяжелой водой мартовское небо мешалось со ржавым снегом бесконечных полей. В машине со мной ехал одноногий чеченец, его жена и сестра жены. Я вез их в Крым. Чеченца звали Ваха. Всю дорогу он просидел на заднем сидении. Молча и прикрыв глаза. Видно было, что он из тех людей, которые привыкли подчинять, а не подчиняться, но обстоятельства сыграли против него, и он готов им временно уступить. Поэтому он терпеливо сносил все, что происходило с ним и вокруг него, в том числе и эту поездку в Крым. Молчала и его жена Лариса. Только Вера, сестра Ларисы, молчать не хотела. Она болтала за троих. То вспоминала, как когда-то всей семьей они ехали в Крым, по этой же дороге, то начинала что-то рассказывать сестре об их общих знакомых… Я не очень люблю болтливых женщин, но если бы не Вера, дорога далась бы мне куда тяжелее.

Лариса и Вера были близняшками и, по моим прикидкам, им исполнилось лет по двадцать шесть — двадцать восемь. Но Лариса выглядела на все сорок, а Вере, при желании и добром отношении, можно было дать что-то около двадцати. Они были очень похожи. Как мать и дочь. Прежде у них была и старшая сестра — о ней глухо и вскользь вспоминал Недремайло во время нашего разговора. Проболев несколько лет, она умерла еще в детстве и сестры ее почти не помнили.

Эта неожиданная поездка стала прямым следствием моего звонка Недремайло. Я приехал к нему вечером, но поговорить мы так и не смогли — доцент, а вместе с ним и вся семья, пытались решить не совсем понятную мне задачу: как доставить мужа Ларисы в Крым, а именно — в поселок Восточный, неподалеку от Старого Крыма. Я был свободен и готов на время уехать из Киева, а Крым — не худшее место для отпуска. Даже если на дворе ноль, а на календаре — март. Я решил, что ехать в компании лучше, чем в одиночку, и утром следующего дня, забрав дочек и зятя Недремайло, рванул на юг.

Я не знал, что муж Ларисы — чеченец, и только увидев, как он выходит из подъезда, понял, что же так смущало Недремайло и его дочерей. Ваха был удивительно похож на Шамиля Басаева, незабвенный телеобраз которого с любовью и трепетом слепили российские журналисты в первой половине девяностых. Он был невысокого роста, сухой и подтянутый, лицо скрывала густая, вьющаяся, ухоженная борода, голова — аккуратно выбрита. На плечи он набросил старый, много раз стиранный офицерский бушлат. Одной рукой Ваха опирался на костыль, другая лежала на плече у Ларисы. Их историю и много еще чего, позже рассказала мне Вера. Конечно, тем утром у подъезда девятиэтажки на Южной Борщаговке, помогая заталкивать в багажник чемоданы и сумки, меньше всего я думал, что у нас с ней будет это общее «позже».

До Восточного мы добрались без приключений — никто нас не останавливал, не проверял. Эти семь часов за рулем можно было бы выбросить из памяти и навсегда забыть, если бы не короткая, не больше четверти часа, остановка на подъезде к Мелитополю. Остановились пообедать. Ваха выходить отказался и поел в машине, Лариса осталась с мужем, а мы с Верой заняли столик в небольшом придорожном кафе. Только теперь я смог разглядеть ее как следует. Я никогда не видел Веру прежде, но что-то бесконечно знакомое отражалось в чертах ее лица, отдавало легким эхом в интонациях, в самой манере говорить.

— Вы не устали от моей болтовни? — спросила меня Вера. — Обычно я больше молчу, а сегодня для Ларисы стараюсь. Может, конечно, и не стоило, но я подумала, что в дороге ей будет легче, если я стану что-то вспоминать из детства. Мы ведь действительно часто ездили в Крым. Но, похоже, зря я это затеяла… Она вернулась совсем другой.

— Откуда вернулась? — из вежливости поинтересовался я. Биография Ларисы меня не очень занимала. Меня занимала Вера.

— Из Чечни. Вы разве не знаете?

— А-а… — растерялся я. — Нет, не знаю. Что она там делала?

— Долгая история. Сейчас мало времени. Как-нибудь потом расскажу.

Времени, и правда, было мало. Мы наскоро похлебали куриного бульона, погрызли пережаренные куриные ноги с рисом — в кафе кормили почему-то только курами.

Пора было возвращаться в машину.

— Вера! — вдруг сообразил я, — вы удивительно похожи на одну мою однокурсницу.

— На кого?

— Да вы ее не знаете. На Наташу Белокриницкую.

— Наташку отлично знаю. А о том, что мы с Ларисой на неё похожи, родителям вся родня твердила: «Ваши девочки — вылитая маленькая Наташа». Она нас на семь лет старше — было удобно сравнивать.

— Так вы знакомы? — удивился я.

— Наши мамы — двоюродные сестры. Мы, значит, троюродные.

— И она бывала у вас дома?

— Не очень часто, но бывала… — Вера поднялась. — Ну что, идем? Пора.

Мы вышли на двор. Чувствовалось, что море уже рядом. Тянул слабый, по-весеннему мягкий ветер. Он пах и морем, и тающим снегом, и какими-то травами. Откуда в марте травы? Не знаю. Я стоял у входа в кафе и смотрел, как Вера садится в машину. Что-то менялось решительно и бесповоротно. И во мне и вокруг меня. Только небо оставалось таким же тяжелым, сырым, серым и бесконечно знакомым. Я провел под этим небом годы — больше, я прожил под ним жизнь. Когда-то, когда я еще не торговал американской водой, под ним проносились всадники Истеми. Лёгкие, как смерть, и быстрые, как время.

В Восточный мы приехали в сумерках. Ваху ждали. Не знаю, кто — друзья или родственники, но встретили его шумно и радостно. Мне разрешили переночевать, а большего я и не хотел — очень устал. Лариса вечером молчала так же, как и днем, как и всегда. Вера, попав в круг незнакомых людей, не понимая их языка, вдруг растерялась. Утром я спросил, что она собирается делать дальше.

— Думала остаться на неделю, немного помочь Ларисе устроиться, но теперь даже не знаю, как быть. Тут все иначе, не так, как я себе представляла.

— Хотите к морю?

— Очень хочу, — обрадовалась она. — Когда вы едете?

— Сейчас.

Нас не держали. Уезжая, я внимательно разглядел поселок Восточный. Обычное татарское селение. В Крыму за последние годы их много выросло. Уже нет того ощущения нищеты и безысходности, которым давили они в начале девяностых. Видно, что и деньги появились у людей, и уверенность в себе. Вот и чеченцы подтягиваются. Кто знает, чем все это закончится?