Владимир Орешкин - Из яйца

— Вот это мужик, молодец, — говорит Виктор и облизывает пересохшие губы.

— Я люблю вас всех, — говорит Алексей, — вы — единственные мои. Я больше никого не знаю… Я делаю это ради вас. Чтобы вы поверили мне.

Он входит в домик и закрывает за собой дверь.

Где-то далеко в коридоре начинает трезвонить телефон.

— Подождут, — отмахивается от звонка Виктор.

— Алеша, выходи, — громко говорит Мать. — Хватит… Лучше поиграй нам на скрипке… Ты давно не брал в руки инструмент.

Зоя незаметно обнимает Мать и начинает гладить ее грудь. И прижимается к ней.

— Алеша! — кричит Мать, — хватит!

Она отталкивает Зою, подходит к домику и с силой распахивает дверь. Там — пусто… Никого.

В руках у Паши пиджак Алексея… Далеко в коридоре трезвонит телефон. Паша хватает за руку Алину и тащит ее из класса. Та идет, но оглядывается на пустой домик.

— Алеша, Алеша! — кричит Мать и вбегает туда. Но Алексея там нет. — Закройте меня, закройте… закройте меня, я вам говорю.

Виктор закрывает ее.

Глуше слышится ее крик:

— Алеша!.. Сыночек!.. Алеша!..

— Ничего у нее не выйдет, — говорит Паша Алине. — По ее морде видно.

— Ты-то откуда все знаешь? — ревниво спрашивает Алина.

Они уже на пороге класса и — уходят.

— Я — знаю… — говорит Паша. — Пошли быстрей.

— Куда?

— Пошли.

Паша и Алина у двери в мастерскую Алексея. Паша роется в карманах пиджака и, наконец, находит ключи.

— Он нам головы оторвет, — говорит Алина.

— Не оторвет, — говорит Паша, — он больше не вернется…

— Откуда ты знаешь?

— И я бы не вернулся… это такой балдеж… я тебя научу… это так здорово… даже злиться на всех перестаешь. Даже как-то больно за всех, что все такие полудурки.

— А ты — такой умный.

Между тем замки отперты, дети заходят в мастерскую, закрывая за собой дверь.

Обстановка алхимической какой-то мастерской, где ничего не понять, ничто где не поддается логике, ни о чем где нельзя догадаться: реторты, колбы, на полках книги, обломки зеркал и стекол, рамки, краски, балки, кисти, приборчики, горелки и т. д. Дети стоят, взявшись за руки, и оглядываются по сторонам.

Кругом все для них и для нас бессмысленно… Кроме одного.

Здесь на стенах, так же, как и в коридорах, висят портреты персонажей фильма.

Но только в отличие от тех, что в коридоре, черно-белых, эти цветные, и то ли выполнены по зеркалам, то ли это цветное стекло такое — но персонажи на них /Виктор, Мать, Зоя, Старуха, Заказчица, Паша и Алина/ то ли моложе, то ли совсем другие. Они — добры на них, и любят друг друга… Словно Алексею удалось увидеть в них только хорошее, что есть в каждом человеке, и показать это только хорошее.

— Это я, — говорит Алина, показывая на себя.

Паша тоже смотрит на ее портрет. На нем она лет, может, восемнадцати или двадцати, та — какой будет.

— Пожалуй, я возьму тебя в жены… — говорит он. — Если ты такая.

— Я, пожалуй, еще подумаю, стоит ли выходить за тебя.

Они стоят взявшись за руки… Где-то далеко, за дверьми слышатся автоматные очереди и сухие пистолетные выстрелы… Но как декорация.

Те звуки замирают… И появляется другой. Это то ли звук метронома, то ли звук мерно капающей воды, то ли стилизованный звук биения сердца, — ровно, методично, неумолимо отсчитывающий время.

И мы видим детей. Какие они есть. Их лица крупным планом.