Астра - Избегнув чар Сократа

— Во-от! В точку! — вскричал Окаста.

— За вас, за ваши искания на путях мирских и духовных!

Опрокинув рюмку, он вновь устремил на Астру испытывающий взгляд.

— Возвращаюсь к своему вопросу, Астра. Поведай нам, что ты ищешь в горной тайге? Не радон же, в самом деле. Налейте всем по-второй.

— По-второй? — взглянула она со значением.

Окаста кивнул — помню, помню.

— Так зачем тебе, женщине, эти странствия? Я полный безандестенд, как говорится. Или в городе скучно, нет развлечений? Или… — он вздрогнул, не досказав.

Кир напряг ноздри, мышцы. Еще слово и он… Астра покачала в бокале золотистый ром. «Тум-тум-тум. Я не позволю себя оскорбить, не дам определить-связать, не попадусь в твою ловушку. Я это я, и я выстою против тебя».

— Не коси, Астра! — почти крикнул Окаста.

— Хорошо. Согласитесь, что горно-таежный конный маршрут — редкостная работа для тела и духа, только вот делать в его рамках надо простые грубые вещи, иначе кто-нибудь да пострадает, та же лошадь. Это непрестанно напрягает тебя, пока ты в седле.

— Ясно, ясно. Русским по-белому. Дальше, — перебил он.

— Крепок ваш ром, хозяин! Что вы желаете знать? — чуть не с материнской лаской посмотрела она. — Что изредка, на грунтовой дороге, когда лагерь уже на виду и нет нужды в карте и компасе, приходят кое-какие мысли, достойные человека разумного? И думается о высоком и чистом? И что это дороже всех развлечений? Воистину так. А теперь, геологи, выпьем за тех, кто в поле.

Кир перевел дух. Окаста, сквозь рюмку, наполненную до половины, смотрел, не мигая, на пламя свечи.

— «Вы слишком молоды и хороши собой, чтобы жить в провинции», — процедил он, нападая на нее, как в тот самый первый раз.

— Достоевский, — с хмельной растяжкой, произнесла Астра. Ей помнились те же строки. — «Молоды и хороши собой» — мой респект. «В провинции…» А мне как-то не жалко жить здесь, уважаемый капитан. Спасибо маршрутам, хорошо, что они были, иначе бы я корила себя, молодую-интересную, за пресную жизнь в столице. Зато теперь, после тайги и палаточного уюта, я не против столичных хорóм, мне снятся стихи, музыка, « в сердце холодеющая нежность ». Потому что когда-нибудь я созрею, дозрею, почувствую, что пора — и напишу.

— Напишешь? — этого Окаста не ожидал. — О чем?

— О женщине…

— Хм…

— Вот вам, Окаста Савельевич, исповедь провинциалки. Спасибо за угощение, третью пить не буду, вам больше достанется. До завтра.

— Ты лукавишь, Астра!

— Тра-ля-ля.

— Не уходи!

Он ухватил ее за платье, но она вывернулась и выскользнула из его рук.

Добираясь до полянки, она пошатывалась, касалась руками травы и деревьев. Крепость рома была 86 градусов, уклон склона градусов тридцать. Напилась воды из ручья, забралась в палатку, крепко-накрепко застегнула на все пуговицы, крючки и завязки свою дверь. И неспроста. Ночью кто-то шумел, звал ее, ходил пить к ручью, упал в него. Она лишь уютнее поджала колени и почти не проснулась.

Наутро появился вертолет. Маленький, двухместный, ярко-синий, с опрятным пилотом в летной форме, Володей. На зависть Эрсолу, он взял на борт Астру с ее картами. К алюминиевому запаху, действительно резковатому с непривычки, она притерпелась за полчаса, и больше он ее не беспокоил. Внизу неслись долины, горные гребни, ручьи и реки, такие знакомые, так напоминающие карту. Но вот машинка со второго и даже третьего захода взяла тот перевал, который она прошла недели две назад с Тандыном. «А мы здесь были», — с улыбкой оглянулась на пилота, но он напряженно смотрел вперед. Вот показались страшные кары и озы, длинные серые осыпи, вот хищно протянулись к вертолету острые заснеженные зубы.

Они сделали восемь кратких полупосадок на голые скалы, мшистые верховые болота, на заснеженные седловины. Она прыгала из дверцы под винты, брала пробы, делала топографическую привязку на карте и в блокноте, писала два-три значащих слова, чтобы не запутаться вечером при обработке, и снова в воздух.

— С вами хорошо работается, — отметил молодой человек. — Другие боятся прыгать.

Доставив ее в лагерь часа в четыре пополудни, пилот связался с аэропортом в Кызыле и улетел до завтра.

Пообедав, она подошла к Тандыну.

— Как Каурый? Заживает рана?

Старик поморгал узкими тяжелыми веками.

— Плохая рана.

— Я очень сожалею, Тандын. Он ест?

— Ест, ест, это хорошо, — старик повернулся и пошел к коням.

В лагере было пусто. Кир ушел с Эрсолом на краткие однодневные переходы по новой долине, Окаста с Серегой погнали в Кызыл. Там на почте и в отделении банка накопились счета и письма.

— Астра! — позвал Корниенко. — Похвались успехами.

— Часа через два, хорошо?

Из беглых закорючек, сделанных под винтами вертолета, предстояло составить стандартное описание точек наблюдения с рисунками, номерами проб воды и почвы. Так выглядит качественная умная работа в условиях повышенной сложности. Лишь к вечеру, при свечах, и, конечно, не через два часа, она расстелила перед ним карты и положила полевой дневник.

— Добро, — сказал главный геолог, — остались два полетных дня. Выдержишь?

— Без проблем.

Он вздохнул и, не глядя в глаза, подал ей конверт.

— От начальника.

— Ого, — удивилась она. — Что там? Премия?

— Ступай, ступай.

… Это были стихи. Ей хотелось стихов? На здоровье.

Это был меткий выстрел. Лежа лицом вверх, она стала приходить в себя.

— Астра! — подошел снаружи Кир. — Моя помощь нужна?

— Ни в коем случае.

— Я с тобой, — он протянул руку в палатку.

Она коснулась ее, они словно поцеловались кончиками пальцев. Он ушел, насвистывая из «Кармен».

Астра лежала тихо-тихо, глядя перед собой сухими глазами.

— «Бон-бон», — бились мысли. — Сама виновата. Созрею, дозрею… Кто кричит об этом?

Села, подперев щеки ладонями. Была уже ночь, чистый серп месяца висел над деревьями.

Ответ! Нужен ответ. В стихах.

… Наутро Володя прилетел в девятом часу. Его угостили малиновым киселем и пирожками с ягодой, а он высыпал на стол пригоршню мелких городских конфет.

— Для таких пассажиров ничего не жалко.

Она засмеялась и вспрыгнула в откидную прозрачную дверь.

— Вперед!

Пролетая низко над долиной, увидели отряд Кира. Эрсол махал рукой.