Астра - Избегнув чар Сократа

— … Так… левая рука за голову, правая… о, как интересно! за спину. Вот так. Голова влево, глаза тоже влево, а ноги? Ноги вот так.

Когда, утомленные упражнением, все вновь уселись на свои коврики, повеяло прохладной цветочной свежестью.

«Мир изменился?» — улыбнулась Астра.

— Кто вы? Что вы можете? Покажите свою силу, — раздались почтительные голоса новичков.

Он рассмеялся.

— Вы просите чуда, чтобы уверовать в меня и не работать самим? Это иждивенчество. На каждое новое явление можно смотреть по-разному. Ну-ка, скажите сами, как называется такой взгляд?

— Сомнение, — сказал кто-то.

— Вера.

— Недоверие.

— Суеверие.

— Доверие.

— Отрицание.

— Неверие.

В-нс поднял руку.

— Достаточно. Уровней много, но лишь один из них подразумевает проверку. Какой? — он подождал и сказал. — Доверие. Всему новому надо доверять и проверять. Надо влюбиться в новое, освоить его, и после этого смотреть, что из старого может еще служить вам.

Большие темные удивительные глаза его обвели сидящих.

— Наше дело — предоставить вам шанс для того, чтобы вы, наконец, поняли, кто вы? С кем вы? Где вы? Куда идете? и за чей счет живете? Вы должны производить на сто процентов те духовные ценности, ради которых существуете на Земле.

И когда оно окончилось, это занятие, оказалось, что на дворе уже ночь-полночь, и надо спешить, чтобы успеть в метро до закрытия.

Астра бежала, не разговаривая ни с кем. Слишком полным было впечатление, драгоценны его оттенки. Что за человек! Что за дивная сила в словах его! Необыкновенно! Работать над собой — вот основа! Сегодня же и начать, нынче, с этой самой минуты!

Дома было тихо. Маленький Проша разметался на постели возле Кира, как всегда засыпал не у себя в кроватке, а у родителей, если кого-то из них не было. Обычно задерживался Кир. Сейчас он дремал в ожидании жены.

— Пришла? — приподнялся он. — Иди ко мне. Что с тобой?

— А что?

— Ты взволнована, лицо горит, глаза блестят. Успокойся. Что там было? Что это за человек?

— Необыкновенный.

— Это понятно. В каком он возрасте?

— Около пятидесяти, если у таких людей есть возраст.

— Ложись, приди в себя.

— Мне надо работать, не обижайся, Кир.

— Что это за «работа»?

— Внутренняя.

— Аструня…

— Что, милый?

— Будь осторожна, — Кир помнил единственное, но и поныне ярко-ужасное прикосновение к нему неведомого состояния в далекий день на школьном стадионе. — Не рискуй. Довольно, что рискую я.

— Да, — она поцеловала мужа в шею под ухом и пощекотала волосами. — Ты у меня храбрый рыцарь. Я буду осмотрительна.

Плотно притворив дверь детской, она опустилась на ковер.

— Как проверить его слова? Смогу ли я? Если начинать, то с самой мучительной проблемы. Это проверка наверняка. Вперед.

Самой жгучей проблемой Астры с самого детства была, конечно же, ее мать. И если раньше это худо-бедно скрывалось, то после отъезда брата явление обнаружило себя во всей неприглядности. Мать и дочь оказались чужими людьми, они были враждебны, как две осы. Да, именно так.

Мать жила одна в огромной квартире, сберегая ее для сына. Предмет вдохновенных трудов всей жизни, ее комбинат, стал закрытым акционерным обществом, коммерческой фирмой, для которой тут же нашлись новые управляющие; под хамоватым предлогом переоборудования и евроремонта они уволили прежний, по-советски строптивый персонал; работа не остановилась, даже прибавила обороты, но уже без Екатерины Петровны и ее «Правления». Оскорбленная отставкой, она быстро старилась. Ее закат усугубили подозрительность и раздоры со сверстницами-соседками, теми женщинами, что сидят на скамеечках близ подъездов и во все времена, еще с деревенских завалинок, поддерживают друг друга участием и душевным теплом. А разве не для «простого народа», по ее прежним заявлениям из президиумов, мать трудилась всю жизнь? И не сказать, что лукавила — работала в поте лица!

Теперь в ее жизнь вошли медицинские справочники, общение с врачами и медсестрами. Чередой потянулись болезни. Для Астры, легкой, здоровой, сильной, это означало брезгливое посещение больниц, докучные беседы с врачами, оплату лечения, процедур, рекламных лекарств.

— Ведь ты моя дочь! Значит, обязана оказывать помощь больной матери, — недовольно дергала женщина ранящую цепь, на другом конце которой дергалась прикованная дочь.

И помощь оказывалась. Еще вчера с сумкой, полной гостинцев, каких не каждый день можно было позволить даже для Проши, Астра понуро поднималась по лестнице очередной клиники. С верхней площадки за ней наблюдала одетая в халат и шлепанцы раздраженная мать.

— Что ты плетешься, как старая кляча, — набросилась она. — К больной матери да с таким лицом! Лучше совсем не приходи.

«Под старость все матеря находятся».

Эту-то сгущенную боль, самую тяжкую из всех, Астра решила отработать в ту же ночь.

— Вина моя тайная, безысходная, — позвала она, — совесть моя нечистая. Черствость к матери, тупик дочернего долга. Вина, вина моя горькая… Нет, все равно ничего не выйдет, — заныло в душе. — Вина, вина моя гиблая, тухлая, постылая…

Словно палящая туча спустилась в ответ на ее причитания. Вот они, задействованные силы! Твердые, будто каменные ножи.

— Вина, вина… — казнясь и стеная, приходя в отчаяние, продолжала она звать свои прегрешения. — Вина, вина… Но я пыталась любить, это они смеялись, отсылали, это был их выбор… Сама, сама, никаких оправданий. Кто страдает, тот неправ. Раз мне невмоготу, значит, я и должна разобраться.

Качаясь от боли, удерживаясь от стонов, она продолжала напрягаться. Минуты, часы скользили в полутьме.

Между тем сознание становилось яснее. Все непреложнее просвечивало понимание, что единственная вина человека — это неисполнение им своего полного духовного развития на Земле, недостижение свободы духа. Когда же свобода его находится в чужих руках, даже собственной матери, тут уж виной считается нарушение именно чужих повелений, удобств, выгод, общественных мнений, и тогда началом освобождения могут стать муки ослушания. Муки, мучения. После потной аннигиляции, почти химического растворения и странно-блаженных ощущений — нечто невесомое, покалывающее словно отделилось от нее и стало удаляться влево. По всему существу разлилась светлота. Вот оно! Пространство непослушания, его длинные струистые лучи озарили дух. Грань Истины сверкнула ей. Вины нет. Она изначально свободна. Вины нет, это ловушка. Отныне основой общения с матерью станет ровное понимание, с шутками, добрым юмором, и это не сможет не изменить обеих к лучшему. Но к больному человеку необходимо питать этическое чувство, освежать его участием, помочь справиться, а не корить за грехи и не сводить счеты.