Астра - Избегнув чар Сократа

— А как вы знаете, кто за кем?

— Кто сильнее. Я только Ромку побеждаю.

Мама и Тася встревожено посмотрели на Прошу.

— Тебя что, все бьют?

— Нет, мы боремся, это не драка.

— И кто же самый сильный?

— Витька и Сашка.

— А-а, — наконец-то догадались мама и Тася, — вот почему два отряда.

— А как же! — сказал Проша. — Однажды мы играли в войнушку. Договорились: когда в кого будто стреляют, он падает. Стрельнули в Ромку, а он стоит. Мы кричим: — Падай, Ромка, в тебя стрельнули! — А он стоит. Тогда взяли шишку и кинули в Ромку. Он сразу упал.

— Хитрец, — улыбнулась Тася.

Астра прекрасно знала и Ромку, и Лилю, его хитренькую-прехитренькую мамашу, которая так и норовила оставить своего ребеночка на попечение кому-нибудь из знакомых, чтобы «на минуточку, только куренка в кастрюлю бросить» скрыться за дверью своей квартиры часа на полтора-два. Поверив ей однажды, никто из молодых мамаш на всем сквере уже не попадались на эту удочку. С какой стати?

Проша достал из коробки зеленое орудие.

— Огонь, пли! Бжж-бум! Ба-бах!

Астра поднялась.

«Ничего себе, — она обхватила себя за локти. — Они же с малых лет так и вьются вокруг нас, нравственные испытания и ловушки. А мы-то, наивняк!»

Излюбленным местом Астры в спортивном зале был толстый, свисавший с потолка канат, подвязанный внизу плоским кренделем-узлом, напоминавшим казацкое седло; полусидя на нем, откинувшись, держась обеими руками за плотные белые плетения, она обычно тихо покачивалась в ожидании В-нса.

— Послушай, Астра, — нервно обратилась к ней Тина. — Ты уже не новичок на курсах. Не кажется ли тебе, что наш Учитель не так прост, как кажется?

Она как всегда была в ярком малиново-белом спортивном костюме, плосковато-стройная, с густо накрашенными ресницами.

Астра удивленно взглянула на нее и отвела глаза, поняв, что Тина не в духе.

— Что есть простота… — туманно ответила она. — Чем ты недовольна?

— Меня удивляет, что всем довольна ты!

— В самом деле?

— Представь себе.

— А кто же меня пригласил? Кто расписывал достоинства занятий?

— Я хотела, как лучше. Я желала тебе развития.

— Ты не ошиблась. Благодарю, — Астра прищурилась. — Что тебя интересовало? Простота В-нса? Это вопрос сумасшедшего.

— Но он так весел, сыплет шутками, — заметно было, что Тине не по себе.

Астра промолчала. Следует ли поддерживать нервическую полу-ссору? Отвернувшись, она сильнее качнулась вдоль стены и откинулась назад. Тина. О чем она?

В-нс задерживался.

Пройдясь бесцельно по залу, Тина скрылась было за дверью, затем вновь появилась, словно зайдя с другой стороны.

— Скажи, а ты в состоянии в любой момент бросить занятия?

— Да что, наконец, происходит? — Астра соскочила на пол.

— Ничего. Прискорбно, что В-нс так далеко успел в твоем обращении.

— Вот те на! — воскликнула Астра. — Почему же, Тина, не бросаешь ты? Пятый год подряд!

— Я уже не могу не ходить сюда. Я на крючке. Тут не шутят, — Тина повернулась и почти убежала в коридор.

Астра опустилась на свой коврик. Что-то, что-то… Самым примечательным было то, что Тина считалась своей в кругах «приближенных». Не из первого кольца, где царили староста и темнобровый красавец Боб, то бишь Борис, но настолько, что знала семью В-нса, бывала у них. И вдруг… Бунт на корабле!

«Оле-оле-оле, как говорит наша малышня. Интересно, к чему все это?»

В дверях появился Боб, поднял руку, требуя внимания. Потом проследовал на пустующее место В-нса.

— В-нс болен. Причина его болезни — мы, все вместе. Мы показываем свои слабости, а по законам космической нравственности нас нельзя жалеть, зато по нашим — должно. Поэтому его и наказывают. Все это следует отработать. Сегодня занятия проведу я.

И стал говорить, подражая Учителю, почти его словами, нечто заумное и маловразумительное. Многому можно нахвататься от В-нса, но стать им невозможно. Несколько человек, самые молчаливые, сели в строгий лотос и погрузились в себя. Возможно, они вышли на связь с В-нсом.

Астра отключилась тоже, но стала думать о себе. Выходка Тины уже не занимала ее: нервы расходились, мало ли. Астра обдумывала то, что произошло с нею за последние три недели. Началось это давно, чуть не с первого занятия. Слова Учителя о том, что все дурное можно сбросить с себя одним махом, как старый хлам, упали на дерзостную почву. Она составила в тетради длинный список недостатков, которые знала за собой, крупных ошибок, терзавших совесть, перечислила поименно подруг, друзей, родственников, всех, кто, по ее ощущениям, что-то значили в ее жизни.

— Выдержу, — напряглась она, как однажды на горном склоне, когда удержала от падения оскользнувшуюся лошадь.

…Явились все. И сообща принялись жечь огнями так, что впору было кричать от боли. Они находились на разных ступеньках запущенности, и теперь, словно осы, ринулись на свою кормилицу. Потянулись пытошные дни. Здесь не шутили, это верно. Измученная, вконец обессилевшая, Астра решилась обратиться напрямую к самому В-нсу.

Ей повезло. Улучив мгновение, когда он, с ботинками в руках, направился в тапочках в вестибюль, чтобы переобуться, она, на полсекунды оказавшись с ним один на один, заикаясь от волнения, принялась сбивчиво обрисовывать положение. Натягивая тяжелый зимний ботинок на ногу и с удивлением прислушиваясь к ее невнятице, он мельком взглянул в ее муку, и тут же отвернулся к набежавшей толпе с ее десятками других вопросов. Астра присела на низкую школьную скамейку. Все в ней стихло, боль ушла, блаженство здоровья разлилось внутри. Она привалилась спиной к стенке и закрыла глаза.

Кто же он, этот человек, если один его взгляд принес исцеление? И может ли она обходиться без этих поразительных лекций, без умений, которыми он щедро делился?

— Берите, берите все, что я даю. Пишите диссертации, делайте бизнес. Развивайтесь, мы даем вам этот шанс!

Переполненный трепетными вселенскими открытиями, В-нс говорил по пять часов кряду. Он и слышал, и видел, и напрямую участвовал в событиях Вселенных, и это нес на занятия. Темы бесед не повторялись никогда. Он рисовал на доске строения миров, вложения галактик, соотношения времен и пространств, и работал, работал вместе с залом над очередной проблемой, пока явственная цветочная свежесть не распространялась над сидящими, знаменуя разрешение вопроса. Но всегда оставлял большую часть отработки на дом и никогда не проверял исполнение. Сами, сами. За неделю ему открывалось столь многое и столь иное, разительно-отличное от минувших занятий, что оглядываться назад было незачем. Кто не успел — тот отстал. А как успеть? Вечерок-другой пропустил, не отработал в себе самом, и еще разок — вот тебе и застой, и вот уже новое наслаивается поверх старого, а первое исчезает для развития, потому что там никто никого не ждет.