Дафна дю Морье - Прощай, молодость

Высокие мачты напрягались под давлением тяжелой парусины, с фор-марса-реи было видно, как мало свободного места на длинной и узкой палубе: лес был сложен штабелями. Мы пробирались вдоль реи, ступая по скользкому канату, цепляясь одной рукой за выбленки. Все указывало на то, что должен подуть свежий бриз, это было бы очень кстати: мы отстали от графика на сорок восемь часов. Подняв все паруса, мы могли наверстать время, упущенное после отбытия из Финляндии, — тогда сильный западный ветер сбил нас с курса и мы вынуждены были противостоять ему. Нам нужно было опустить топсели, так мы закрепились, а полубак каждые несколько минут накрывало серое море. Теперь подул северный ветер, и вся вахта собралась на реях. Большой парус с ревом развернулся, затряслись фалы, и ветер засвистел в снастях, как веселый дьявол.

Джейк покачал головой и рассмеялся, убирая с глаз волосы, — он наблюдал, как я уворачивался от тяжелого паруса, не желая получить удар от невыбранных шкотов. Теперь я балансировал на футропе, испытывая головокружение, смотрел вниз, на зеленую воду, которая стремительно неслась мимо носа нашего барка. Я слышал, как ветер давит на парусину, видел маленькую фигурку кока, наблюдавшего за нами из камбуза, с кормы. Несмотря на израненные руки и головокружение, грубую одежду, еще не высохшую после того, как я промок во время шторма, я улыбнулся Джейку в ответ, меня охватили сильное волнение и радость оттого, что я был молод. Где-то далеко позади остался озлобленный, застенчивый мальчик, бежавший по аллее от своего дома к воротам у сторожки, на шоссе, ведущее в Лессингтон; здесь был мужчина, который учился работать своими руками, бороться за жизнь, обуздывать дикие стихии ветра и моря, ругаться и шутить вместе со своими товарищами на незнакомом языке, наполнять ноющий желудок всякой бурдой и быть благодарным, бросаться на койку, устав как собака, в прилипшей, влажной одежде, улыбаться и быть счастливым, и ни о чем больше не беспокоиться.

Ни разу, ни на одну минуту, даже когда буквально валился с ног от усталости, я не пожалел о том, что сделал, потому что это была свобода и рядом был Джейк.

Его койка раскачивалась над моей в грязном носовом кубрике, его присутствие всегда утешало и придавало уверенности — с той первой ночи в море, когда мы, сменившись с вахты, побрели, шатаясь, в кубрик, и я, ошалев от непривычных команд, пробрался при тусклом свете лампы к своей койке. Он залез на верхнюю койку, и я почувствовал, как его рука коснулась моего плеча, услышал его встревоженный голос: «Все в порядке, Дик?»

С самого начала мы были вместе, в одной вахте, и ели рядом, принося еду в оловянной миске с камбуза в кубрик, разгуливали ночью по палубе, беседуя или молча, и понемногу учились норвежскому и датскому у своих товарищей.

Я научился стоять на вахте у штурвала вместе с другими, и мне казалось, что это величайшее достижение моей жизни: чудесная, ясная ночь в Балтийском море, по пути из Финляндии в Лондон, при попутном ветре, и вокруг — черная гладь моря, и высокие мачты указывают на звезды.

Я слышал дыхание ветра в парусине, чувствовал сопротивление штурвала, смотрел на компас при свете нактоуза, сверяясь с курсом, и в море не было ни звука, ни движения — лишь наш парусник шел вперед, и я знал, что эта минута навсегда останется у меня в памяти.

Джейк пришел меня сменить и некоторое время наблюдал, как я стою, небрежно опустив руки на штурвал, словно родился моряком. Я, конечно, немного позировал перед ним и перед собой, а потому не мог не улыбнуться от его взгляда — красота этой минуты делала меня счастливым. Он не стал смеяться надо мной и только сказал: «Ты счастлив, Дик, не так ли?» Он знал, что это так.

Пролетали дни и ночи, мы шли из Гельсингфорса в Копенгаген, чтобы сгрузить там древесину; куда пойдем дальше, было неизвестно. Ходили слухи, что мы направимся вдоль побережья с балластом и будем ждать там своей очереди на фрахт.

Нам с Джейком это было безразлично, так как у нас не было никаких планов. Мы собирались воспользоваться первым подвернувшимся случаем продолжить путешествие, а когда надоест, отдаться на волю случая, работать или оставаться праздными — как заблагорассудится. Как я уже говорил, дул попутный ветер, и мы быстро дошли до Копенгагена. Небо в грязноватых тонах, множество яхт спешит к причалу, погода испортилась. Яхты следовали друг за другом вплотную при неярком свете, это было красивое зрелище.

Солнце зашло, небо стало серым, и я увидел город Копенгаген сквозь пелену дождя, мягко падавшего на башни и красные крыши.

Эта панорама чем-то напоминала Англию.

Я был радостно взволнован, как школьник на каникулах. В тот вечер мы с Джейком сошли на берег вместе с остальными моряками и направились прямо в Тиволи — копенгагенский парк развлечений, где было полно аттракционов. Мы сорили кронами, не заботясь о ценах, катались на американских горках, метали дротики, разглядывали себя в кривых зеркалах, ездили на смешных маленьких автомобилях, управляемых электричеством, глазели на девушек на танцплощадке. Некоторые ребята отважились рискнуть, но я оробел, держался возле Джейка, притворяясь, что танцы меня не интересуют. Все время шел дождь, мы шлепали по лужам, в которых отражались огни Тиволи, зеленые и золотые; оркестр играл танцевальную мелодию, которая мне очень понравилась.

Мы с Джейком отправились исследовать улицы города, и, когда я покидал Тиволи, в ушах у меня все еще звучала танцевальная мелодия. А еще мне запомнилась девушка с большой копной золотистых волос, которая обернулась и внимательно посмотрела туда, где несколькими минутами раньше стояли мы. Казалось странным, что я не пошел вместе с другими парнями в круг танцующих — то ли от робости, то ли от желания во всем походить на Джейка, которому захотелось отыскать рыночную площадь, мощенную булыжником, и какой-то причудливый мостик над каналом. Мы долго бродили по улицам под дождем, пока я не устал. После всех волнений накануне вечером я расклеился, а Джейк, судя по всему, готов был продолжать прогулку всю ночь, проявляя страстный интерес к архитектуре Копенгагена и любуясь деталями каждого старинного здания. На этот раз наши настроения не совпали — быть может, впервые за все наше знакомство. Правда, мне удалось скрыть это от него.

Я не мог забыть о том, что это Моя первая ночь в Копенгагене, что я — моряк, сошедший на берег, и каждая минута должна быть проникнута духом приключения. Но мы всё брели по мокрым улицам, которые вполне можно было при таком свете принять за улицы провинциального английского города. Я не знал, хочется ли мне познакомиться с девушкой, или выпить, или ни того и ни другого, но в чем я был уверен — мне хочется чего-то иного.