Олег Татарченков. - ГРУППА СОПРОВОЖДЕНИЯ. Роман

…Два «эсвэшных» купе штабного вагона попутного архангельского «скорого» были заполнены милиционерами. Уфимцев, зажатый между окном и крепышом по имени Гена, одним глазом смотрел на заснеженные крыши станций и лапы густых ёлок, другим глядел на Седкова, сидевшего напротив и рассказывавшего о службе на Кавказе:

-После того, как в Чечне к власти пришел Дудаев, там, конечно, начался бардак. Справедливости надо отметить, что бардак сейчас в стране везде, но там там — с какими–то «абрецким» отливом! В общем, собираются эти абреки бандами и грабят поезда на перегонах. Прямо как в двадцатых, блин! Ты кино «Свой среди чужих…» смотрел? Ничего не изменилось! Вот поэтому формируются группы сопровождения из управлений транспортной милиции по стране, которые катаются в этих поездах и защищают подвижной состав и граждан, в нем едущих…

«Подвижной состав и граждан, в нем едущих… — мысленно повторил Игорь, — Вот это формулировочка! Как можно на таком языке разговаривать? Впрочем, послужишь с его, тоже научишься со своей женой так объясняться! Мол, «Тамара, в ответ на твои необоснованные обвинения, не закрепленные документально, сообщаю, что факт измены не доказан и не может быть привлечен для рассмотрения на нашем семейном суде…»

Вслух он произнес:

-Анатолий, а как бы мне с вашими туда скататься?

-Это не ко мне, это к генералу! Но, со своей стороны, особых препятствий не вижу.

С этого момента в сером туннеле журналистских будней Уфимцева забрезжил свет надежды.

… — Все! — Седков посмотрел на часы, — через пять минут «пекинский» будет на перроне. На выход!

Милиционеры, сгрудившиеся в тесном помещении линейного отделения станции Данилов, оживились и задвигались.

В это время на перроне напротив первого пути поезд молча ждала толпа людей в полторы сотни человек. Среди них были не только коренные даниловцы, но и жители всех районов, расположенных к северу от Ярославля. За пятнадцать минут остановки они надеялись купить у «челноков» из Китая неуклюже скоренные, грубо сшитые, но — дешевые и броско выглядевшие куртки, брюки, перчатки, спортивные костюмы. Их потом можно было продать с двойной наценкой на бесчисленных «блошиных рынках», раскинувшихся на «пятачках» поселков и районных городков, где один за другими закрывались небольшие предприятия и вместо работы оставалась только надежда.

Надежда на то, что все наладится, надо только пережить, перемочь… Ведь не война же, на самом деле…

Группы людей в синем вышли из боковой двери вокзала и стали цепочкой вытягиваться вдоль заснеженного перрона, отсекая народ от железнодорожных путей. Толпа попятилась и ответила с держанным гулом. Доносились отдельные реплики:

«…Ментов–то нагнали! К поезду, что ли, пускать не будут?…» — «Особые какие–то, в новой форме. Не наши, не даниловские…»

«Коль, ты поближе ко мне будь — не ровен час они дубинки в ход пустят!» — «Чего пустят–то?! Они, что ли, наших детей кормить будут? У нас ателье закрылось. Где я еще работу найду?!»

«Вы давайте, мужики, ежели что…» — «Ежели что — что? Вредные вы, бабы, мужики за вас, значит, брюхо под палку подставляй, а вы у китаёз тем временем барахло хватать будете? У меня дома такая же Манька ждет!» — «Вот вы все такие, мужики… Только под бутылку брюхо свое горазды подставлять!…»

Наиболее смелые пытались втянуть в разговор милиционеров:

-Ребят, чего вас нагнали–то? Торговать–то с поезда разрешите?

Милиционеры отмалчивались.

Седков посмотрел на часы, пошмыгал носом, вдыхая морозный воздух, повернул голову в сторону северного семафора: тот уже с минуту горел зеленым.

-Сейчас подойдет, — кинул он стоящему рядом Уфимцеву, вытащил руки из карманов и обратился к замершей в ожидании толпе:

-Граждане! Мы уполномочены поддерживать порядок на перроне во время стоянки поезда Пекин–Москва! Все попытки противоправных действий будут нами пресекаться!

Толпа загудела громче:

-Так торговаться–то можно, или как?

Майор отвернулся и вполголоса произнес, обращаясь к Уфимцеву:

-Формально торговля на перроне запрещена. Но куда же, блин, денешься!

… — Так ты скажи, милок, будете нас «демократизаторами» лупить, или нет?! — тормошила бойкая бабка сержанта.

Тот посмотрел искоса на отвернувшегося майора и пробурчал:

-Не будем, тетка… Не будем.

Тетка кинулась в толпу.

«Не будут! Бить не будут!» — загудела толпа через мгновение.

В частоколе проводов, столбов и эстакад в медленно сгущающихся сумерках треугольником вспыхнули три огромных глаза — приближался локомотив.

-Приказываю соблюдать спокойствие! — крикнул Седков в оживившуюся толпу, — Беспорядки будем пресекать!

«… А говорили, бить не будут!» — донеслось до Уфимцева.

Лязг сцепок и буферов, визг тормозных колодок — поезд затормозил. Уфимцев с Седковым оказались словно случайно как раз напротив вагона бригадира. Плотный мужчина в черной фуражке железнодорожника соскочил с подножки и пожал руку майору со словами:

-Нас предупредили. С нами дальше поедете?

-Поедем, — ответил тот, — Как обстановка?

-В вагоне–ресторане с самого Благовещенска двое крутятся. И в девятом была замечена какая–то кутерьма. То ли китайцы что–то между собой не поделили, то ли еще что. К проводнице обращений с жалобами не было. Впрочем, какие–то подозрительные славянские рожи по вагону лазили. Так вы посмотрите, ежели что…

-Ага, — пообещал Седков и повернулся к однокашнику Уфимцева Виталию:

-Всем оттянуться к тамбурам. Внутрь вагонов никого не пускать: пусть торгуют с площадок и через окна. Смотреть, чтобы никого не столкнули под колеса!

Виталик кивнул и побежал передавать приказание.

Тем времнем людское море, залитое безжизненным светом станционных фонарей, хлынуло к вагонам. И понеслось!

Из тамбуров, через головы проводниц и милиционеров, и из щелей приоткрытых вагонных окон полетели слова на интернациональном русско–китайском:

-Куртки есть? Короткие?! Черные на молнии?!

-Ес–тя!

-Покажи!

-Из рука смотри, из рука!

-Пять давай!

-Деньги давай!

-Давай куртку сначала!

-Ис–ся какая хит–сый!

-Щас поезд отойдет, ты куртку покажи!

-Ис–ся какая хит–сый!

-На деньги, гад!

В ответ из окна как птицы полетели, размахивая черными крылами рукавов, кожанные куртки.

-Раз, два–три–четыре… Где пятая гад?! Где пятая?!!!

Возня под окнами. Баба, взгромоздившись на плечи мужа, пытается влезть в окно. Отчаянно голосит:

-Где пятая?!!!

Пирамиду от вагона оттирает сержант Гена. Китаец, увидев блестящую кокарду у кромки перрона, торопливо взмахивает рукой, и пятая черная «птица», вываливается на землю. Не успела баба подхватить покупку, как ее место заступает молодой парнишка: