Ирина Лобановская - После третьего звонка

Виктор торопливо погасил сигарету, вернулся в вагон, сел рядом и поделился откровением:

— Очаровательна, как всегда очаровательна! Так говорила о себе Пеппи Длинныйчулок. Постарайся проникнуться ее убеждением, оно подходит тебе как нельзя кстати. А поэтому нечего пристально изучать свою физиономию в стекле. Все равно там плохо видно. Если хочешь, могу подарить тебе зеркальце, которое будет беспрерывно талдычить, что ты на свете всех милее. Годится?

Таня через силу улыбнулась, но от окна упорно не отрывалась. Это Виктору и вовсе не глянулось.

— Давай теперь решим с тобой, Танюша, когда мы приедем сюда опять, — продолжил он, делая вид, что не заметил ее настроения. — До субботы далековато, за такое бесконечное время я устану ждать, соскучусь и вконец осатанею без желтого леса. Странно, что я не замечал раньше, какой это красивый и богатый оттенками цвет! Может быть, в среду?

Он заглянул ей в лицо, и его охватила настоящая тревога, почти паника: что произошло? В чем он провинился перед ней?

— Как у тебя складывается жизнь посреди недели? — беззаботно спросил Виктор.

— Она вообще никак у меня никогда не складывается, — с удивительным для нее пессимизмом заявила Таня. — В шесть на вокзале, у расписания.

— В пять, — осторожно поправил ее Виктор. — И я тебе еще, конечно, позвоню.

Таня ничего не ответила.

Два дня Виктор прожил как во сне. Опуская чужую, вялую, непослушную руку, больше не желающую держать ни кисть, ни мел, ни уголь, он тупо сидел перед мольбертом, которого почти не различал, изредка улавливая сквозь молоко окутавшего его навязчивого тумана беглые внимательные взгляды Татки и рассеянные, проскальзывающие мимо — Геры.

— Что-то ты сбледнул с личика, Витюша, — оповестила его, наконец, потерявшая терпение Тата. — И очень напоминаешь каменное изваяние. Песен не поешь, к девицам не пристаешь и даже водку не пьешь. Что бы это значило?

— Депрессуха, — буркнул Виктор. — Жуткий депрессушник одолел, сама видишь! Ни песни, ни девки, ни водяра уже не помогают. Если я умру, Татусик, ты сильно будешь плакать?

— Размечтался! Кретин! — обозлилась невыдержанная Тата. — Вечно придуриваешься!

— С этим не поспоришь, — охотно согласился с ней Виктор. — И разве тебе до сих пор неизвестно, что каким я был, таким я и остался? Хотя ничто не вечно под луной, Татка! И вдруг в один прекрасный день я неожиданно поумнею!

— Ну, это вряд ли! — безапелляционно объявила Тата. — Горбатого могила исправит! А мечтать не вредно.

— Нет, ты все-таки действительно здорово огрубела, Татусик, — вздохнул Виктор. — Видимо, наше общество, особенно мое, на тебя шибко дурно повлияло. Парировать научилась, язвить, пускать шпильки! А девушка должна быть нежной и ласковой, словно предрассветный цветок, когда на нем еще не высохла ночная летняя роса и испуганно дрожит прозрачными капельками, отражая синее небо и зеленую траву.

— А как насчет стихов? — заинтересовалась Татка. — По ночам не пишем? Бумагу пока не переводим?

— прочитал Виктор и отложил кисть в сторону.

Татка изумленно открыла рот.

— категорически заявил ей Виктор и добавил:

— и осекся, замолк, вспомнив лес, избушку на курьих ножках, Таню…

Что случилось с ней, с этой ненормальной?

— А я думала, ты только дурацкие песенки можешь цитировать, — удивленно заметила Тата. — И уж никак не рассчитывала на Ахматову.

— Меньше думай, — посоветовал Виктор. — Моя любимая поэтесса, между прочим. И потрясающая женщина, заметь! От ее портрета в синем у меня просто дрожь в коленках.

Вечером он позвонил Тане. Мама сказала, что она еще не возвращалась из института. Перезвонил через час. Отец сообщил, что ее пока нет дома. Круглая сиротка!

Наконец в одиннадцатом часу трубку взяла Таня.

— Поздно шляешься! — доложил ей Виктор.

— Дело житейское! — в тон ему отозвалась Таня. — Что нового?

— Выучил новый стишок, — сказал Виктор. — Вот послушай:

Перехожу к настоящей поэзии, как ты мне в воскресенье приказывала!

Таня немного помолчала.

— А кто это? — озадаченно спросила она, не слишком обремененная колоссальными знаниями.

— Ага, будущая сценаристка, я-то думал, что ты начитанная девочка! "Как я ошибся, как наказан!" — обрадовался Виктор и тотчас сделал великодушный жест. — Впрочем, нельзя объять необъятного. Это Северянин. А что нового у вас, мадам? Вы не забыли о назначенной на завтра встрече?

— Я завтра не могу, — сказала Таня.

— Если тебе мама не велит, мы можем не целоваться, а заниматься чем-нибудь другим, не менее увлекательным, — не растерялся Виктор, но в висках противно заныло.

— Витя, перестань! — попросила Таня. — Мне трудно тебе объяснить, но ничего не получится…

— Значит, тебе опять трудно мне что-то объяснить? Можешь не объяснять! — не выдержал и озлобился неопытный в сфере дипломатии Виктор. — Спокойной ночи!

Он со всей силы ударил по рычажкам отбоя. Как они только не сломались!.. Потом он позвонил Татке и сообщил, что в среду, а может быть, и в четверг, на занятия не придет: дела. Если сможет, пусть она его отметит как присутствующего.

— В пятницу ждать? — осведомилась Тата.

— "Только очень жди", — попросил Виктор и бросил трубку.

Теперь предстояло узнать адрес этого проклятого ВГИКа…

Танину аудиторию Виктор разыскал без труда. Мимо пробегали довольно импозантные ребята и премиленькие девушки, видимо, будущие кинозвезды. В другое время Крашенинников занялся бы их изучением, но сейчас ему было не до того. Наконец он высмотрел Таню, бредущую чересчур невесело и одиноко в толпе своих жизнерадостных однокурсников, суетливых, как вермишель в кипящем супе.

— Привет! — сказал Виктор, преграждая ей путь.

— Что ты здесь делаешь? — изумилась Таня, забыв отреагировать на приветствие.

— "А день был какой? Среда!" — вразумительно ответил ей словами любимого барда Виктор. — И мы с тобой едем сегодня в лес! Не понимаю твоего удивления. "Вчера говорила, навек полюбила, а нынче не вышла в назначенный срок".

— Никуда мы не едем! — сердито возразила Таня. — И я уже тебе все популярно как раз вчера объясняла!

— Не объясняла, а скучно талдычила, что это очень трудно объяснить. Ты вообще зануда! Пошевели своей бестолковкой! Ради чего я, идиот, пилил к тебе сюда в твой паршивый институт на край света? И потом торчал здесь целый час, как Витя на распутье? Чтобы снова выслушивать твои глупости? Нет уж, дудки! А необъяснимых явлений на Земле не бывает, Танюша! — он ловко отвел Таню в сторону от непрерывно снующих вокруг надежд отечественного экрана. — Поэтому давай по новой с тобой рассуждать. Ты так проворно успела завести себе другого хахаля?