Ирина Лобановская - Что мне делать без тебя?

— Что ты, Ашот, — начала Рита, но тут же засмеялась и вышла.

Муж просто стареет и становится ворчлив. А если в дом вернутся Левон и Боб, жизнь Маргариты снова будет безоблачной. Олеся должна согласиться, Ашот умеет уговорить кого угодно. Тем более ради Маргариты. Она до сих пор наивно и свято верила в свою безграничную власть над Джангировым.

Левон с готовностью сел напротив отца, глянул открыто и бесхитростно, напомнив Ашоту жену. Как невыносимо трудно начинать разговор с младшим сыном! Он до сих пор еще ребенок, не оторвавшийся от материнской юбки.

— Левон, — осторожно произнес отец, — наверное, ты догадываешься, о чем пойдет речь. Я беспокоюсь о тебе и о твоих отношениях с Полиной. Мама сказала, что ты хочешь переехать к нам. Значит, вы расходитесь?

Сын смутился.

— Я еще не решил до конца… Просто жить там стало невозможно. Полина почти все время в больнице, у Карена своя семья, и он вечно занят. Я совсем один…

— А почему ты ничем не занят? Дело отвлекает от мыслей о своем одиночестве, и тебе, по-моему, давно пора заняться чем-нибудь серьезным, а не болтаться мальчиком на побегушках то в одной компании, то в другой. Ты и здесь будешь продолжать то же самое. Почему ты бросил учиться? Ведь я всегда готов тебе помочь, и сейчас, и в дальнейшем.

Левон потупился. Отвечать ему было нечего, да он и не хотел отвечать.

— У тебя ребенок, — продолжал Ашот. — И больная жена. Никто не может предугадать, какие испытания ждут нас в жизни, а несчастья всегда обрушиваются неожиданно. Мы пробуем вылечить Полину, это, кстати, возможно, но почему ничего не делаешь ты?

Сын безразлично пожал плечами. Если все всегда делают они, то что же ему остается?

— Что ты пожимаешь плечами? — начал терять равновесие Ашот. — Ты отдаешь себе отчет в том, что может произойти с Полиной после развода? Разве ты не знаешь историю ее бабушки? В конце концов, кто тебя заставлял жениться?

Левон по-прежнему молчал. Ашот безнадежно взглянул на сына и стиснул зубы. Какой бесполезный, пустой разговор! Карен отлично знал о его тщетности, но тем не менее в отчаянии толкнул на это отца.

— Тебе не жалко Полину? А как ты будешь жить, если на тебя падет страшная вина за ее гибель?

— Для чего ты мне все это говоришь, папа? — Левон посмотрел на отца недобрыми и о многом догадывающимися глазами. — Я устал и больше не могу никого жалеть и ни о ком думать. И потом… — он замолк на мгновение, — потом, мне кажется, что Поле будет лучше без меня. Как это ни странно. Она относится ко мне довольно равнодушно, так что история ее бабушки — совсем не история Полины.

Ашот окончательно сдался. Он не в силах помочь Карену!

— Мама просила отдать ей Боба, — ровным голосом продолжал Левон. — Мы согласны: и я, и Полина. Больше я не знаю о чем говорить, папа…

Не знал этого и Ашот.

— Ну что ж, — невесело сказал он, — мама будет просто счастлива… Правда, мне бы очень хотелось, чтобы были счастливы и вы, но, к сожалению, здесь у меня ничего не получается.

Левон отвел глаза. Он чувствовал, что виноват и не оправдал надежд отца, которые, впрочем, не были слишком серьезными. Не надо возлагать никаких надежд на сыновей. Ашот Джангиров когда-то не учел этого.

Полина потеряла последние призрачные связи с миром. Зачем, в конце концов, он ей нужен? Она была не в состоянии анализировать свое настроение, но все же начинала понимать, что ей хорошо только в клинике, где никто не тревожит, не надоедает и ничего от нее не хочет. Точно так же, как Левон, она мечтала лишь о спокойствии. В сущности, они очень подходили друг другу, но жить вместе не могли, стремительно бросившись в разные стороны в поисках покоя и тишины.

Мать осторожно спросила у Полины, можно ли отдать Боба Маргарите. Полина рассеянно кивнула. Да, конечно, ей трудно справляться с ребенком, он до сих пор плохо спит по ночам, а у Ашота Джангирова есть возможность держать няню. И вообще, Джангировы ее больше не интересуют. Она собирается жить без них и пойти работать. Олеся ахнула про себя. Ну, какая может быть работа? Карен легко переубедил ее.

— Полина молодец! — воскликнул он вечером, выслушав горькое повествование Олеси и вскрывая очередной пакет с чипсами. — Ты плохо осмысливаешь ситуацию. Работа сейчас для нее — как раз то, что нужно. Действия и движения выводят из депрессии. Так что все идет замечательно, — он мельком взглянул на Олесю. — Почему ты такая кислая и безрадостная? Очевидно, у тебя опять болит голова?

— Ничего у меня не болит, — отказалась Олеся. — Я прекрасно себя чувствую!

Сегодня лучше обмануть, чем признаться в плохом самочувствии. Ей безумно надоела тягостная страшная правда. От неожиданного, искреннего на сей раз изумления Карен поперхнулся.

— Быстренько, Леся, постучи меня по спине! Иначе этот чипсик станет последним в моей жизни! Что случилось сегодня с тобой? Мне просто подменили жену!

Олеся улыбнулась.

— А ты недоволен? Вернуть тебе прежнюю?

— Ни в коем случае! — закричал Карен и бросил пакет на стол, — Никогда в жизни! Может быть, ты научишься снова улыбаться! Во всяком случае, появились основания надеяться! Какое сегодня у нас число? Оно должно быть занесено в Красную книгу! По крайней мере, мы сейчас нарисуем его на стене! Дай мне красный фломастер! — Муж легко опустился перед ней на корточки, по привычке плотно прижав колено к ее коленке. — Я просто не понимаю, что происходит. У тебя ничего не болит, и ты даже пробуешь засмеяться! Разве такое возможно? И я ведь должен знать причину, чтобы в следующий раз не мучиться и сразу пустить в ход испробованный метод для твоего перевоплощения. Быстро рассказывай, как тебе удалось то, что мне так долго не удавалось!

— Карен, успокойся! — попыталась остановить поток его красноречия Олеся. — Давай лучше я тебя накормлю.

Джангиров надолго затих.

— Накормишь? — наконец переспросил он в полном замешательстве. — Ты сказала: накормишь? Но это попросту невозможно, Леся! Ты же сроду не делала этого! Даже подозрительно! Нет, я серьезно ничего не понимаю… Все-таки что случилось с тобой? А может быть…

И он сделал выразительную паузу, уставившись на Олесю неподвижными глазами.

— У тебя всегда только одно на уме! — вздохнула Олеся. — Ты будешь есть или как?

— Или как! — ответил Карен, выпрямляясь. — Или как — и ничего больше! Идея выглядит безупречной. Ты сама отрезала все пути к отступлению, и я думаю, сделала это вполне сознательно! Но почему, Леся, я в самом деле хочу знать, что произошло!

Олеся была не в состоянии ничего объяснить: все сложилось само собой, а она всегда полностью зависела от своего настроения. Муж внимательно взглянул на нее и догадался: она просто бесконечно измаялась от собственного состояния, от долгой, непрекращающейся усталости. Измученная нервная система сама попыталась освободиться от тяжкого, невыносимого груза вины и стремительно сбросила его. Олеся больше не могла жить так, как жила раньше. Ну что ж, это очень много. Карен засмеялся.