Фрэнк Норрис - Спрут

- Отойдите подальше, встаньте в сторонке. Этот дурак может угодить в вас.

Наступила секундная передышка, пока Дилани пытался успокоить лошадь, и в эту секунду, в этот критический момент произошло нечто удивительное - Хилма, отвернувшись от Дилани, сжала обеими руками руку Энникстера повыше локтя и, глядя ему прямо в глаза, воскликнула:

- Он и в вас может.

Только и всего, но для Энникстера это было откровением. На кратчайший миг они заглянули друг другу к глаза и этого,- при том, как были обострены его чувства и собрано внимание,- оказалось достаточно, чтобы Энникстер понял: Хилме он не безразличен.

Все совершилось в мгновение ока: пара слов, взгляд - и все! Тут же Энникстер отстранил от себя Хилму и резко сказал:

- Говорят вам, идите прочь! Или вы не видите, что у него револьвер. Не хватало мне еще с вами возиться.

Он высвободил руку и снова, не отводя взгляда от Дилани, стал пятиться к стене, одновременно оттесняя от себя Хилму. Наконец он отпихнул ее с такой силой, что она еле удержалась на ногах; кто-то поймал ее за руку и втянул в толпу. Энникстер остался один посреди амбара; он стоял, засунув руки в карманы, настороженный, сосредоточенный, лицом к лицу с врагом.

Однако ковбой пока что не спешил начинать бой. Бесстрашный под действием алкоголя, он хотел вполне насладиться этой сценой, играл на публику и старался как можно дольше держать всех в напряжении. То рукой, то коленом он непрестанно горячил лошадь, так что она, стуча копытами, переступала на месте, всхрапывала и мотала головой, а сам тем временем выкладывал Энникстеру свои обиды вперемежку с бранью.

- Батюшки, кого я вижу! Да это никак Жеребец Энникстер! Он собирался меня с ранчо Кьен-Сабе пинком вышвырнуть, так, кажется? Ну что ж, давай, не зевай, пусть дамочки полюбуются. Смотрите, пожалуйста, танцы-манцы, а старого друга пригласить забыл. Да друг-то не забыл о нем, нет, не забыл! Он, друг-то, кое-что помнит. Он и сам любил когда-никогда на танцы поглядеть. Вот и приехал сюда, авось, думает, хорошо встретят - больно хочется посмотреть, как пляшет Жеребец Энникстер, ну и друзьям его показать, как он у меня попляшет - один, без дамы, как уж на сковородке, если я очень попрошу. Много не надо, одно-другое коленце, чтоб дамочек ублажить. Да ради одного такого представления не жаль за вход заплатить. Становись в позицию, Жеребец! Внимание! Слушай музыку!

Он просунул указательный палец в кольцо предохранителя и принялся крутить свой револьвер с невероятной быстротой, так что крутящееся оружие превратилось в пятно синевато-стального цвета. И вдруг, ничуть не затормозив, как казалось, вращательного движения, выстрелил, и крошечная щепочка от настила у ног Энникстера взметнулась вверх.

- Знай наших! - воскликнул Дилани. Напуганная выстрелом лошадь взвилась на дыбы.- Нет, ты постой, погоди минутку! Что-то больно тут светло. Вот та лампа мне глаза слепит. А ну, поберегись, а то свинцом угощу!

Второй выстрел погасил лампу над подмостками для оркестра. В толпе гостей раздался вопль. Люди сбились и кучу, как кролики в загоне.

Энникстер, однако, не дрогнул. Он стоял шагах и тридцати от пьяного головореза, не вынимая рук из карманов, настороженный, посверкивая глазами.

Вспыльчивый, от любого пустяка готовый лезть на: рожон, Энникстер в минуты настоящей опасности проявлял завидное хладнокровие. I

- Ты, это, не больно-то… Не забывай, что я от тебя глаз не отвожу! А руки держи в карманах, если хочешь еще немного на этом свете пожить, понятно? И не вздумай в задний карман лезть, а то твоим дружкам тебя в мертвецкой завтра утром придется опознавать. Когда я зол, меня величают Надежей гробовщиков, и неспроста. Ну, а сегодня я до того зол, что аж самому страшно. Когда я здесь управлюсь, население наново придется пересчитывать. Ну, ладно! Мне ждать надоело. Я ведь на танцы посмотреть приехал.

- Ну-ка, Дилани, отдай лошадь, а сам выметайся! - сказал Энникстер, не повышая голоса.

Дилани изобразил крайнее удивление. Он смотрел ни Энникстера сверху вниз, не сводя с него вытаращенных глаз.

- Что ты сказал? - вскричал он.- А ну, повтори! Если ты что затеваешь, то смотри, хорошего не жди.

- Ладно уж, детка! - пробормотал Энникстер. - Сам, часом, чего-нибудь не дождись.

Говоря это, он выстрелил. Дилани только появился в воротах амбара, а у Энникстера уже созрел план. Револьвер был у него при себе, и сейчас он выстрелил прямо сквозь материю, не вынимая рук из карманов.

До этого мгновения Энникстер чувствовал некоторую неуверенность. Без сомнения, в первые минуты он с радостью ухватился бы за любой благовидный предлог, чтобы уладить дело мирным путем. Но звук выстрела придал ему веры в себя. Он выхватил револьвер из кармана и выстрелил вторично.

И тут начался поединок. Выстрел следовал за выстрелом, воздух пронизывали струйки бледно-голубого дыма, будто дротики, кинутые сильной рукой; потом эти струйки расплывались и поднимались к потолку, ч\о плавали зыбкими слоями. Скорее всего, намерения убить ни у того, ни у другого не было. Оба, как но уговору, стреляли, не целясь: каждый стремился лишь разрядить револьвер и самому не попасть под пулю. Они больше не осыпали Друг друга оскорблениями - теперь за них говорило оружие.

Впоследствии Энникстер пе раз вспоминал эту минуту. Мог без малейшего напряжения восстановить в памяти всю картину: многолюдное сборище, жмущееся по стенам амбара, гирлянды фонариков, смешанный запах хвои, свежераспиленных досок, духов и порохового дыма; выкрики потрясенных, испуганных гостей; лошадиное ржание, беспорядочная стрельба, дробный перестук копыт; возбужденное лицо Хэррена Деррика, мелькнувшее у входа в сбруйную, а на пустом пространстве посреди помещения - они с Дилани, быстро лавирующие в облаках дыма.

В револьвере Энникстера было шесть патронов. Ему казалось, что он выстрелил уже раз двадцать и, несомненно, следующий выстрел будет последним. И что тогда? Он напряженно всматривался в синий туман, с каждым разрядом все более сгущавшийся между ним и его непрошеным гостем. Из чувства самосохранения придется «влепить» ему хотя бы одну пулю. Плечи и грудь Дилани внезапно поднялись из дыма совсем рядом - это снова встала на дыбы обезумевшая лошадь. Энникстер впервые за все время решил как следует прицеливаться, но не успел он спустить курок, как кобыла, уже без седока, метнулась в сторону с болтающимися поводьями и налетела с грохотом на ряды стульев. Дилани с трудом поднимался с полу. Из запястья у него струилась кровь, и револьвера в руке больше не было. Он повернулся и побежал. Толпа расступилась перед ним, он кинулся к выходу. И исчез.

Двадцать человек тотчас бросились к лошади, но она вырвалась и, одурев от страха, ничего не понимая, дрожа с ног до головы, кинулась в угол - туда, где стояла эстрада. С налету кобыла врезалась в стену - с такой силой, как будто с размаху ударили мешком, набитым камнями,- и расшибла себе голову. Повернулась и снова, как разъяренный бык, ринулась на людей, капая кровью с рассеченного лба. Толпа с воплями шарахнулась прочь. Какого-то старика лошадь все-таки сшибла с ног и чуть не затоптала. Но вот она наступила на волочащуюся уздечку и со страшным грохотом кувырнулась с копыт прямо на сдвинутые в углу, частично перевернутые стулья, так что в воздухе и мелькали судорожно дергающиеся ноги и брызнули по псе стороны щепки. Но тут на нее гурьбой навалились мужчины: кто дергал за удила, кто уселся на го: лону, все кричали и размахивали руками. Минут пять она барахталась и вырывалась, потом, постепенно, начала успокаиваться и только время от времени так Глубоко, со всхлипом, вздыхала, что казалось, вот-вот полопаются подпруги, недоуменно и умоляюще поводила глазами, трепетала каждым мускулом и лишь изредка вскидывалась, чтобы тут же затихнуть, как истеричная барышня. Наконец она присмирела и уже не пыталась вскочить. Мужчины дали ей подняться на ноги, сняли седло и отвели в пустое стойло, где оиа и осталась стоять - понурив голову, подрагивая бабками, опасливо озираясь по сторонам и изредка тяжело вздыхая.