Сол Беллоу - Приключения Оги Марча

— В следующий раз я пристрелю вас к чертовой матери!

Мы резво бросились прочь, а он запустил нам вслед камнем. Так и подмывало дождаться конца его дежурства и придушить подлеца.

Однако мы неслись, перепрыгивая через рельсы и стараясь не попасть под колеса неожиданно вынырнувшего из темноты в клубах пара, маневрирующего локомотива. Уголь гремел в разгрузочной воронке и со стуком падал на землю. Мы продолжали бежать, и гнев мой постепенно утих.

Из указателя на шоссе мы узнали, что находимся в двадцати милях от Детройта. В это время к нам подошел мужчина с волчьим взглядом, ехавший с нами в угольном полувагоне из Кливленда. Даже в темноте я узнал его. Похоже, он просто шатался по окрестностям без всякой цели.

— У меня остался бакс на дорогу до Чикаго — надо бы пожевать, — сказал я коротышке Стоуни.

— Придержи денежки, постараюсь что-нибудь выклянчить, — ответил тот. Обойдя несколько магазинов, он принес несколько черствых булочек с джемом.

На грузовике, груженном стальными листами, мы, все трое, доехали до города. Было холодно, и пришлось залезть под брезент. На подъеме грузовик еле тащился, и с остановками мы добирались несколько часов. Стоуни спал. Казавшийся опасным Волк, похоже, ничего не замышлял против нас и был всего лишь попутчиком. Когда грузовик тронулся, он стал мне рассказывать, в какой ужасный город мы едем, с подлыми копами и трудной жизнью — сам он там не был, но люди говорили.

По мере приближения к Детройту мое настроение от его рассказов все больше падало. Наконец грузовик остановился, и шофер нас высадил. Я не понимал, где нахожусь: время было за полночь, вокруг пусто и тихо. Все закрыто, кроме небольшого ресторанчика. Мы зашли туда и поинтересовались, что это за место. Пол узкого, как коридор, помещения был застлан линолеумом. Официант сказал нам, что до центра города около мили от следующего перекрестка.

Когда мы вышли, нас уже ждала патрульная полицейская машина, с распахнутыми дверцами, а загородивший нам путь коп приказал:

— А ну полезай!

Внутри находились двое в штатском; мне пришлось держать Волка на коленях, Стоуни лег на пол. Он был совсем еще мальчик. Все молчали. Нас привезли в полицейский участок, находящийся в здании из бетона, с многочисленными небольшими окошками; в конце невысокой лестницы недалеко от стола сержанта располагался «обезьянник».

Нас посадили у стены. Жирный сержант с бледным одутловатым лицом при свете электрической лампы разбирался с другими арестованными — тремя забулдыгами. Среди них я увидел женщину, которую трудно было представить участницей пьяной заварушки — выглядела она достаточно пристойно, на шляпке красовался зеленый бант. Рядом с ней сидели двое мужчин; на трясущейся голове одного окровавленный тюрбан из бинтов, второй вызывающе молчал, хотя прижатые к груди руки говорили о беспокойстве. Видимо, он-то и нарушил закон. Я говорю «видимо», потому что суть преступления излагал коп — три его участника были глухонемыми. Один мужчина напал на другого с молотком, говорил он, из - за женщины, которая та еще шлюха и ложится под кого угодно; эта негодяйка — причина многих неприятностей в сообществе глухонемых, хотя выглядит как школьная учительница. Все это коп рассказал сержанту.

— Думаю, этот болван решил, что она его невеста, а потом застал ее с другим, — сообщил полицейский.

— Что будем делать?

— Не знаю. Все зависит от того, насколько опасна рана. Не удивлюсь, если опасна: ведь его застукали со спущенными штанами.

— Какие же они похотливые! В драках из-за любви переплюнут даже итальянцев, — сказал сержант. У него было дебильное лицо, а щеки напоминали неоштукатуренную стену. Он закатал один рукав, открыв мощную руку — не хотел бы я попасть под нее. — Почему они все время дерутся? Может, потому что разговаривают пальцами?

Стоуни и Волк заулыбались, желая задобрить полицейских.

— Что там у него под бинтами?

— Зашили в двух местах черепушку.

Мужчину с окровавленной повязкой подтолкнули ближе к свету, чтобы сержант мог лучше видеть.

— Значит, так, — взглянул тот на повязку. — Пока посади их под замок, постараемся найти переводчика. Если к утру не найдем, вышвырни на улицу. Что им делать в исправительной тюрьме? А ночь в камере покажет, что они не одни на свете, нужно помнить об этом и вести себя соответственно.

Дальше шли мы. Я боялся, не связано ли наше задержание с арестом Джо Гормана, но опасения мои не оправдались. Уликой могла быть только моя рубашка, забытая на заднем сиденье «бьюика». Метка прачечной. Притянутые за уши страхи, но ничего другого на ум не приходило. Я с облегчением услышал, за что нас задержали: из ремонтного парка украли запчасти от автомобилей.

— Никогда не были раньше в Детройте, — возразил я. — Только что приехали.

— Откуда?

— Из Кливленда. Путешествуем автостопом.

— Лжешь, сукин сын! Вы из банды Фоли и промышляете воровством запчастей. Но мы вас схватили. Всех вас достанем.

— Но мы не из Детройта. Вот я из Чикаго.

— Куда едешь?

— Домой.

— Ничего себе. Из Кливленда в Чикаго через наш город. Лучше не мог придумать? — Он покосился на Стоуни. — А ты что скажешь — откуда путь держишь?

— Из Пеней.

— Точнее.

— Это недалеко от Уилкс-Барре.

— И куда направляешься?

— В Небраску, учиться на ветеринара.

— На кого?

— Ну, кто лечит собак, лошадей.

— А может, крутится рядом с «фордами» и «шевроле»? Бандюга чертов! Ну а ты откуда? Где твой дом? Послушаем, — повернулся он к Волку.

— Тоже в Пенсильвании.

— Где именно?

— Рядом со Скрантоном. В небольшом поселке.

— Насколько небольшом?

— Жителей пятьсот будет.

— Ну, а название у него есть?

— Его никто не знает.

— Еще бы! Ну так что за название?

— Драмтаун. — Глаза Волка забегали, а губы дрогнули в улыбке.

— Должно быть, ужасная дыра, раз там плодятся такие крысы, как ты. — Сержант открыл ящик стола.

— Его нет на карте — он слишком маленький.

— Ничего. Если есть название, он будет на моей карте. Здесь все есть.

— Но он еще не зарегистрирован. Пока чересчур незначителен.

— А чем там занимаются?

— Уголек рубают. Понемногу.

— Антрацит или битуминозный?

— И тот и другой, — ответил Волк, наклонив голову. Улыбка еще не сошла с его лица, но нижняя губа отвисла, обнажив десны.

— Ты из банды Фоли, дружок, — уверенно произнес сержант.

— Нет, раньше я не бывал в этом городе.

— Позови-ка Джимми, — попросил сержант одного из полицейских.

Джимми со старческой неспешностью поднялся по узкой лестнице оттуда, где находились нижние камеры. Тело его было дряблым, как у тучной пожилой женщины, на ногах — тряпичные тапочки; шерстяной, застегивающийся спереди, пуловер поддерживал отвислую грудь. Каждый вдох, казалось, отнимал у него частицу жизни. Седая голова клонилась от слабости, но ясные, проницательные глаза оживляли пожелтевшее, невыразительное лицо. Они настолько не сочетались со всем остальным, что, казалось, не имели к старику никакого отношения и существовали сами по себе. Джимми всмотрелся в Стоуни, затем в меня, перевел взгляд на Волка и уверенно заявил: