Сьюзан Хинтон - Бойцовая рыбка

Это не было на него похоже. Я решил, что он должно быть все еще беспокоится о своей матушке. Я не помнил свою, поэтому не мог знать, что он чувствует.

Стив отправился домой, и я последовал его примеру, потому что я не хотел неожиданно упасть на улицах, и еще потому, что я рассчитывал, что Мотоциклист будет там. Еще немного рановато, чтобы возвратился старик.

Я столкнулся с Кассандрой, поднимаясь вверх по лестнице. Я имею в виду, что действительно налетел на нее. Кассандра думала, что она девушка Мотоциклиста. Она извращенка, если вы спросите меня. Я не терпел ее. Она была практиканткой в средней школе в прошлом году, а Мотоциклист был одним из ее учеников. Она крутилась возле него. Но девушки все равно охотились за ним. И не только потому, что он хорошо выглядел. Он выглядел по-особенному. Так или иначе, он мог заполучить любую цыпочку, которую только мог захотеть. Но что он увидел в Кассандре, я не знаю. Должно быть, он ей сожалел.

И вот она была передо мной, выпускница колледжа, из хорошей семьи, из хорошего дома с другой стороны города, пришедшая сюда, в старый дом, чтобы быть возле Мотоциклиста. Она не была даже миленькой. По крайней мере, так я думал. Стив говорил, что была, но я все равно так не думал. Она крутилась здесь босая, словно труп, безо всякого макияжа. Почти каждый раз, как я видел ее, она была с кошкой. Я не любил кошек. Я не дошел до того, чтобы как Биф Уилкокс использовать их в качестве мишени для стрельбы из пистолета двадцать второго калибра, но я все равно их не любил. И она пыталась говорить как Мотоциклист, говорить вещи, которые что-то значат. Но она не могла одурачить меня.

«Привет», сказала она мне. Я ждал, что она отодвинется, чтобы я смог пройти наверх по лестнице, но она этого не сделала. Черт, это моя лестница, между прочим. Я покосился на нее. Я никогда не пытался притворяться, что она мне нравится. «Давай, убирайся», сказал я, в конце концов.

«Прелестное дитя», сказала она.

Я ответил что-то непристойное, что я не говорил обычно цыпочкам, но она действительно действовала мне на нервы. Она даже не отступила.

«Ты ему не нравишься», продолжил я. «Еще больше, чем другие».

«Я ему и не понравлюсь теперь, конечно», сказала она. Она протянула свои руки. Они были в следах от уколов. Она кололась. «Видишь?»

Я был шокирован на первый момент, затем почувствовал отвращение. «Если бы он увидел, что я ширяюсь, то сломал бы мне руку».

«Сделал бы он для меня хотя бы это», сказала она. Она всегда была надменной, словно думала, что она и Мотоциклист состояли в суперэлитном клубе или в чем-то таком. Но сейчас она не была нахальной.

«Я не наркоманка», сказала она, словно я был ее лучшим другом. «Я лишь думала, что это поможет. Я думала, что он уехал навсегда».

Одну вещь, которую Мотоциклист не мог выносить — это люди, принимающие наркотики. Он даже не пил по большому счету. Был слух, что он однажды убил наркомана. Я никогда его об этом не спрашивал. Как-то он сказал мне, «Если я увижу, что ты принимаешь наркотики, то сломаю тебе руку». И он сделал бы это. Это был один из немногих случаев, когда он проявил ко мне внимание. Я отнесся к этому серьезно.

Я отвел взгляд от Кассандры и плюнул через перила. Что-то было в ней такого, что действовало мне на нервы. Она поняла намек и начала спускаться по лестнице. Я застал Мотоциклиста дома, сидевшего на матрасе, прислонившись к стене. Я спросил его, есть ли что-нибудь поесть в доме, но он меня не слышал. Я привык к его глухоте. Он был абсолютный дальтоник, к тому же. Не различал цветов.

Я нашел несколько крекеров, сардины и молоко. Я не привередлив к еде. Я ем все. Я также нашел бутыль дешевого пойла и допил ее. Старик никогда не считал бутылки.

Я снял свою майку и промыл рану снова. Она ныла, но не сильно, но ныла, как зубная боль. Я был рад, когда боль утихала.

«Эй», сказал я Мотоциклисту, «Не уходи никуда, пока старик не вернется, о'кей?»

Он отвел свои глаза от стены, посмотрел на меня, не меняя взгляда, и всего лишь улыбнулся.

«Бедный ребенок», сказал он мне, «все время вляпываешься во что-то».

«Я в порядке», ответил я. Я был удивлен тем, что он беспокоится обо мне. Я думал, что он самый классный парень во всем мира, он и был таким, но он никогда не уделял мне большого внимания. Но это ничего не значило. Насколько я могу судить, он никогда не уделял серьезного внимания ничему, кроме как мог посмеяться над этим.

Через какое-то время пришел мой отец.

«Оба дома?» спросил он. Он не был, выпивши, как обычно.

«Эй, мне деньги нужны», сказал я ему.

«Я давно тебя не видел», сказал старик Мотоциклисту.

«Я был вчера дома».

«Неужели. Я не заметил». Мой отец говорил необычно. Он окончил колледж. Юридический вуз. Я никому не говорил об этом, потому что никто бы и не поверил. Мне было самому тяжело поверить в это. Я не думал, что люди, закончившие вуз, пропивают социальное пособие. Но как видно, некоторые из них так и делают.

«Не подкинешь немного деньжат», повторил я.

Он посмотрел на меня внимательно. Я и Мотоциклист не видели никого похожего на него. Он был среднего роста, среднего возраста, русый с лысеющей макушкой, светло-голубыми глазами. Он был таким человеком, которого никто даже не замечал. У него было много друзей, в большинстве своем бармены.

«Рассел-Джэймс», сказал он вдруг. «Ты не болен?»

«Получил ножевую рану в драке», ответил я ему.

«Правда?», взглянул он. «Ох, и странно же вы живете».

«Да не странно», сказал я.

Он дал мне десять долларов.

«А как насчет тебя?» спросил он мотоциклиста, «Хорошее путешествие?»

«Да. В Калифорнию».

«И как Калифорния?»

«Это было весело. Даже лучше, чем здесь, столь же забавно как это место». Мотоциклист смотрел прямо через старика и видел что-то, чего я не мог видеть.

Я надеялся, что это не перетечет в их привычный длинный разговор. Временами эти разговоры могут длиться целый день, словно они не видели друг друга, а временами они начинают болтать о чем-то, и это продолжается всю ночь. Это не слишком весело для меня, так как я не могу понять и половины ими сказанного.

Мне трудно описать мои отношения с отцом. Я имею в виду, что у нас все хорошо, никогда не ссоримся, кроме моментов, когда он думает, что я выпил его вино. Даже, когда он не возражал. Мы не общаемся с ним часто. Порой он спрашивает меня о чем-то, но я могу сказать, что это из-за учтивости. Я рассказывал ему о вечеринках у реки или о драках или танцах, а он смотрел на меня так, словно не понимает язык. Мне сложно уважать его с тех пор, как он ничего не делает. Он пьет дни напролет в баре, возвращается домой и читает, и снова пьет всю ночь. Это не делать что-нибудь. Но у нас все хорошо, поэтому я не могу сказать, что ненавижу его. Я не ненавижу его. Я лишь хочу, чтобы он был лучше.