Яков Шехтер - Поцелуй Большого Змея

Я не заметил, как заснул. Меня разбудила мать, тихонько тряся за плечо.

– Вставай, Шуа, скоро рассвет, нам пора идти.

Отец отвел нас в маленький домик, похожий на тот, который мы оставили накануне. В нем жила семья ессеев, нас уложили за тростниковой занавеской в дальнем углу единственной комнаты домика. Я сразу заснул, а когда открыл глаза, солнце уже низко висело над верхушками деревьев. От усталости и волнения я проспал остаток ночи и большую часть дня.

Мама подала кружку для умывания и кусок хлеба на завтрак. Я сильно проголодался и с жадностью набросился на хлеб.

– Сначала молитва, – решительным голосом приказала мать. – Не забывай, ты – Второй Учитель и должен вести себя соответствующим образом.

Я отошел за занавеску и приступил к молитве. Молился я бездумно, по привычке, слова, столько раз повторенные, сами соскакивали с языка. Но все-таки что-то во мне переменилось. Пока мать утверждала, будто я не простой ессей, а избранный, я относился к этому с недоверием. Избранные казались мне особым сортом ессеев, людьми, осененными присутствием Всевышнего, носящими на челе Его незримую, но явно ощущаемую печать.

Сейчас, когда мать стала внушать мне, будто я – Второй Учитель, избранность перестала казаться мне чем-то таинственным и недостижимым. Идея о моем избранничестве спокойно и прочно осела в голове, и я поневоле начал стараться вести себя, как подобает избранному.

Мать моментально заметила произошедшую со мной перемену. После завтрака она подвела меня к окошку, поставила так, чтобы солнце падало на лицо, и долго-долго всматривалась в мои глаза, гладила кончиками пальцев лоб, ласково щекотала уши и щеки.

– Мальчик, мой маленький мальчик, – шептала она.

Вернулся отец. Мы уселись на полу за занавеской.

– В город вошли две когорты сирийских наемников, – устало начал рассказывать отец. – Все входы и выходы в Эфрату перекрыты. Два сбежавших раба не только зарезали Тития, но и украли изрядное количество драгоценностей. Драгоценности, конечно же, утащила прислуга и валит все на неизвестных рабов. Впрочем, вполне известных. Возле нашего дома в рощице сидит засада.

Отец усмехнулся.

– За что только царь Гордус платит деньги сирийцам? Не заметить эту засаду может только слепой и глухой. Они громко разговаривают, сломали несколько кустов и мочатся с шумом и ужасающим зловонием. Сегодня ночью, в начале третьей стражи, когда сон особенно глубок, мы уйдем из города.

Он посмотрел на мать.

– Пойдем в Галилею, к твоим родственникам. В этой горной глухомани нас никто не отыщет.

К моему удивлению, мать решительно воспротивилась.

– Пока ты ходил по Эфрате, я побывала у Вестника. Есть новости. Важные новости.

От удивления лицо отца немного вытянулось.

– С каких пор Вестник разговаривает с женщинами?

– Со мной он стал разговаривать, – с гордостью ответила мать. – Правда, через занавеску, но какое это имеет значение.

Обычно новости от Вестника приносил отец. Вестник, ессей высшего ранга, почти избранный, жил на отшибе, тщательно оберегаясь от встреч с язычниками, сынами Тьмы и женщинами. С утра до глубокой ночи он был погружен в молитву и учение, еду для него собирали среди ессеев Эфраты и в специальной посуде, не принимающей духовную нечистоту, приносили к порогу его домика.

Раз в несколько дней Наставник из Хирбе-Кумрана передавал Вестнику указания. Как это делалось – никто не знал, но в каждой общине обязательно был такой Вестник, с помощью которого Наставник связывался со всеми ессеями.

– Ну и что же он сказал? – спросил отец.

– Сирийцы пришли в Эфрату не зря. За сбежавшими ворами не посылают две когорты. Царь Гордус призвал магов, те обратились к Большому змею.

– Что за глупости! – воскликнул отец. – Из-за двух сбежавших рабов не призывают магов.

– Это ты так думаешь, – отрезала мать. – А у царя на этот счет иное мнение. Так вот, Змей открыл, будто в убийстве Тития замешан будущий царь Иудеи. Человек, который пришел изменить мир. Гордус послал две когорты, чтобы отыскать виновников, а если не удастся обнаружить, где скрывается будущий царь, – убить всех мальчиков Эфраты его возраста. Теперь ты веришь, что наш сын – Второй Учитель?

– Почему ты решила, будто речь идет о Шуа? Там ведь был еще один мальчик. Именно он и убил Тития. Значит, Гуд-Асик и есть будущий царь.

– Учитель Праведности передал, что Второй учитель будет убивать словом. Значит, сын Тьмы Гуд-Асик отпадает. И вообще, ты можешь себе представить праведника, перерезающего горло человеку?

– Послушай, – отец говорил нарочито спокойным голосом. – Во-первых, мы не полагаемся на откровения магов и пророчества сил нечистоты. А Большой Змей – самое что ни на есть явное проявление этих сил. Во-вторых, царь Иудеи и Второй Учитель вовсе не обязательно одно и то же лицо.

– Второй Учитель придет изменить мир. Змей произнес те же самые слова. И царь Гордус понял. Он ведь не зря пригнал в Эфрату две когорты. И не просто пригнал, а на следующий день. Ты когда-нибудь слышал, чтобы дела в нашей стране решались с такой скоростью?

– Тут ты права, – отец потер пальцами переносицу. – Поспешность царя – серьезный довод. Правда, от этого сумасшедшего нечестивца можно ожидать каких угодно глупостей.

– Йосеф, – голос матери потеплел. – Какое будущее ожидает нашего мальчика в Галилее? Пасти коз на горных пастбищах? Играть с детьми нечестивцев? Один раз в месяц видеть ессейского учителя? Разве о такой доле мы с тобой мечтали, когда думали о сыне?

Отец молчал. Мать тоже замолкла. В домике воцарилась тишина. Сквозь открытую дверь доносилось вечернее воркование голубей.

– Хорошо, – нарушил молчание отец. – Я отведу Шуа в Хирбе-Кумран.

Но мать не согласилась отпустить нас одних.

– Избранные не дадут мне даже обнять моего мальчика, – твердила она, сжимая мою ладонь. – Я хочу быть с ним до самых стен Кумрана, а дальше….

Тут она морщила нос и прикрывала глаза ладонью.

– Послушай, Мирьям, – отец выглядел решительно. – Или наш сын – Второй Учитель, и его место среди избранных, или он – обыкновенный мальчик, и тогда он останется с тобой еще на несколько лет. Но в таком случае вместо пустыни Соленого моря этой ночью мы отправимся на север, в Галилейские горы.

Но мать давно уже сделала свой выбор, поэтому, когда ночной ветер во второй раз переменил направление, мы тихонько вышли из домика и двинулись к югу. На дороге, ведущей к Эфрате, горел костер, несколько солдат спали под придорожными валунами, а двое стояли, перегородив проезд. Мы обошли заставу полем, отойдя так далеко в сторону, что пламя костра казалось тусклым светляком, а затем снова вернулись на дорогу.