Александр Киров - Последний из миннезингеров (сборник)

И понеслась…

– Че делать будем? – как-то растерянно спросил второй лидер распавшейся хоккейной команды, Косой, у Шаболы.

Пацаны, пять на пять, сошлись в парке около одиннадцати вечера. Надо было решать вопрос или договариваться о драке. Драться не хотелось. Студенты драться не умели и боялись. Учащиеся драться не хотели, так как за студентов по всем понятиям должен был встать их кореш.

– Че делать будем? – угрюмо повторил Косой.

…Сашка Бес тем вечером просто озверел. Его успокаивали все: и студенты, и учащиеся, и даже не побоявшиеся встрять в мужское выяснение отношений подруги студентов и учащихся. Свалив одного из бивших, он, отбросив Шаболу, пожалевшего бить Беса, упал на пол в обнимку со вторым. Третий не по понятиям пнул Беса в большую голову ботинком сзади, за что Шабола незамедлительно втопил пнувшему по почкам. Все смешалось. Хрустнула одна парта в комнате отдыха, потом другая… Приехала милиция…

И только Жора, опростав мочевой пузырь и закрыв голову руками, безмятежно спал в углу…

– Че делать будем? – тупо и безысходно повторил второй лидер Косой в третий раз.

И тут Шаболу осенило.

– Из-за кого все началось? – медленно проговорил он.

– Из-за него, – указал Косой на Беса.

– Не-ет, – погрозил пальцем Шабола, – из-за него…

И он показал пальцем в ту сторону, где жил, а вернее, бомжевал Жора.

– И чего? – не понял косоглазый.

– С ним и разберемся.

Сашка Бес, крепко стиснув зубы, сделал шаг вперед, подумав: «Uno, tuno, tres, quattro!»

– Разбирайтесь тогда сначала со мной, – выдавил из себя он.

– Разберемся, если еще раз встрянешь, – для виду грозно процедил Шабола и цикнул сквозь зубы неопределенно между Бесом и Косым.

– Разбирайтесь! – крикнул Бес, развернулся и широким шагом пошел через парк.

Наказывать Жору пошли с одной стороны – Шабола, с другой – Косой. На душе у Сашки было погано, но бить Жору нужно было по-настоящему. Иначе на следующей дискотеке бить будут пацанов. Он один ничем не сможет помочь, если только…

Косой жаждал крови. Вчера вечером он рассек бровь при падении под грузом Беса. Косому нужно было выпустить дракона своего гнева наружу.

Они дошли почти уже до этой халупы, как вдруг Шабола легонько пихнул Косого в плечо.

– Косой…

– М-м, – недовольно и все еще обиженно отмахнулся вчерашний друг.

– Ты быдло, Косой…

– Что…

Косой был прытким парнем, но у Шаболы боковой удар считался просто песней. Лежачего он не бил, но и вставать не давал…

– Ты пожалеешь… – шипел Косой, отплевываясь красным.

А от халупы со штакетиной наперевес бежал Бесамемучо.

Студентов били всей гопой. Шаболу свалили у березки во дворе дома культуры. Долго пинали ногами. Он и с земли успел кое-кому съездить. Потом уже дембеля вмешались, разогнали молодняк. Остальным досталось меньше, прописали только. То есть подбили глаза, расквасили носы, расплющили губы. Шаболе сломали руку в двух местах, ключицу, да еще и нос, но на эту мелочь он уже давно внимания не обращал.

«Побитые», как язвительно называли студентов в течение целой недели, всей ватагой стояли на крыльце педучилища, а через поле к крыльцу шел Бес. Медленно шел. Шабола, желая заранее перевести встречу в русло повседневных (извинений и высоких речей он не принимал органически) крикнул:

– Здорово, Че Гевара!

Но Бес, веселый, никогда не унывающий Бессамемучио, шел, опустив голову.

– Да все нормально, повеселились на ела… – начал было Шабола, но осекся.

Бес поднял голову. По рыхлым, пухлым, изрытым оспой щекам ползли слезы.

– Ты че, Санек? – подскочил к нему Вадик.

– Жорка умер. Надышался… Так и нашли с пакетом на голове…

– Скорей бы в армию, что ли, – буркнул Шабола и отвернулся.

В этом годы для техникумов отменили отсрочку от воинской службы.

Из армии Шаболу встречали как героя. Да он и был под стать герою. В форме пограничника, со всеми значками, которые можно было потом и кровью заработать на воинской службе. Скромнее пришел Вадик, отслуживший при клубе – рисовал на славу. Хорь остался в армии, до сих пор исправно служит прапорщиком. А рыжий шенкуренок Секс, да просто Ромка, попал в Чечню в самом начале, потом в лагере охранником служил, потом в школе милиции учился… Дослужился до майора. Сашка Бес сапог не топтал, сердце подкачало. Мустафу чуть не посадили, потом он женился, потом у него дочка родилась…

Первым ушел Шабола. Повесился после непрекращающегося запоя. Почти одновременно с ним и так же покинул землю Вадик. И в том же году убили Мустафу. Последним умер Бес. Сердце разорвалось – то ли от врожденной болезни, то ли от приобретенного опыта жизни.

А тогда, давно, братание все-таки состоялось. Через неделю. С тех пор месяца два или три на дискотеках били только заезжих.

– А что ты знаешь о своем дедушке? – поинтересовалась как-то раз мама, когда мы сидели с ней на скамеечке в саду, набрав по корзинке смородины, и разговаривали, прислушиваясь к машинам, которые проносились по дороге в каких-то двух метрах от нас.

Машины были разными. А вот смородина была красной. Ее нельзя было назвать недозрелой. Смородина была в самый раз: ягоды еще не лопались в руках. Она была той самой, которая, по Рубцову, «всех ягод лучше». Крупной. Крепкой. Отборной. Смородина была чудо как хороша!

А мама в свои пятьдесят шесть была просто красива. С короткими крашенными в светло-рыжий цвет волосами. С большими голубыми глазами, которые не портила сеть наметившихся вокруг них морщин. Невысокая. Стройная. С массивным золотым кольцом на безымянном пальце левой руки. Именно такой она запомнилась мне. Все мамы для детей – красивые.

– То, что он был профессором медицины, – машинально ответил я на мамин вопрос про деда. – И еще ректором мединститута.

Мама покачала головой:

– Ты ничего не знаешь о своем дедушке.

– Он ведь умер за пять лет до моего рождения, – пожал я плечами.

Речь шла о дедушке по линии отца. Отец несколько лет назад ушел из жизни. Воспоминания вслух были не самыми частыми гостями в нашем доме. Лишь время от времени я узнавал что-нибудь об отцовской ветви.

– Это не оправдание. Своих родичей надо знать, – выговорила мне мама, как в детстве.

– Да, дедушка добился в жизни большего, чем я. Он был доктором наук. Я, похоже, вечный кандидат.

– Не злись, – улыбнулась мама. – Если так оценивать людей, то я и вовсе… Поступила в аспирантуру…

– И тут узнала о том, что на свет должен появиться мой старший брат, – иронично подсказал я. – А когда он подрос, и ты собралась все же начать учебу…

– Появился ты, – с некоторым нажимом договорила мама, зная, что я не очень-то люблю слушать по сто раз одно и то же.