Денис Соболев - Четырнадцать сказок о Хайфе

«Скажи, — спросил он, — если ты никогда не видел других бурундуков, откуда ты все это знаешь? О короле бурундуков, о большой реке, столиках из яшмы, креслах-качалках, и о великой битве гопников и черных собак?» Бурундук не ответил. Ретривер обошел куст и сунул нос в колючки. Бурундук повернулся к нему спиной и забился еще глубже. Раз за разом ретривер пытался с ним заговорить, но бурундук молчал. Потом наступил вечер, и ретривер остался в саду; чувствуя, как деревья начинают уплывать в темноту, он с усилием поднимал тяжелые веки, но где-то поближе к полуночи все же уснул. Когда он проснулся, уже было светло, и он понял, что что-то изменилось. Бурундука не было. Не было ни под кустом, ни за ним. Его не было в соседних кустах, не было и на пустом газоне. Ретривер принюхался и взял след. След спускался в долину Лотем, чье название — как он когда-то объяснил бурундуку — переводится как долина Сирийских Роз. Среди тысяч следов, оставленных на тропинке, след бурундука иногда проступал отчетливее, иногда терялся. Чем ниже ретривер спускался, тем более влажной становилась земля, тем чаще ему приходилось снова искать след, тем длиннее становились паузы в его перебежках. А потом среди глинистой земли и бесформенных луж след пропал навсегда. До вечера уже перепачканный грязью ретривер бегал по тропе, вспугивая гуляющих и туристов, но безуспешно. Бурундук исчез. «А вдруг он и правда единственный в своем роде», — подумал ретривер и вдруг понял, что да — в каком-то глубоком смысле, не имеющем никакого отношения к королю всех бурундуков, — это было так. И очень долго — и в солнечные дни, и под холодными дождями хайфской зимы — он думал не о еде и даже не о своей мокрой шерсти. Раз за разом он возвращался к мыслям о том, как он там под дождем, этот нелепый маленький эгоистичный зверек, который не смог вынести позора крушения своих иллюзий.