Владимир Глотов - Оглянись. Жизнь как роман

Оставив контору, где мы оба работали у Аграновича, Лена поколесила по миру в поисках счастья, побывала в Индии по линии какого-то фонда, поработала на Крите в семье богача — словом, хлебнула. И вдруг возникла у нас в селе. Сдала в аренду квартиру в Москве, купила за небольшие деньги старенький домик с обширным участком и, год за годом, подкапливая, обустроилась, завела огород и даже, собравшись с силами, возвела забор из неотесанного горбыля, сказав: «Это такой стиль. Называется кантри!»

Мы радовались ее успехам, она была частой гостьей у нас. И вдруг появился Вовик! Теперь она проходила мимо нашего дома, не обращая на нас внимания, а Вовик шел впереди с обнаженным торсом, перетянутый у пояса полотенцем. «Купаться пошли…» — шептала Наташа. И вздыхала.

Первым делом Вовик потребовал для себя турник во дворе, и Лена побежала к Майору и попросила его срочно соорудить турник. Вовик захотел, чтобы утром на столе стояла трехлитровая банка парного деревенского молока, и Лена, любившая поспать до полудня, вскакивала чуть свет, неслась за три километра к молочнице Шуре в другую деревню и притаскивала молоко. Вовик, врач-дерматолог, постепенно осваивал пространство, предлагал по дворам консультации «профессора из Москвы», пил молоко, которое ему наливала Лена, и мог строго сказать, глядя на нее: «Не вижу блеска в глазах!»

Так что судите сами, какое это было событие, когда Лена вдруг выгнала дармоеда. И случилось это как раз после того, как на деревню надвинулась в ночи таинственная «звезда».

Лена в одночасье освободилась от наваждения. С ней вообще произошло нечто особое — кардинальное преображение. Она стала восстанавливать заброшенную церковь, хлопотать, стала старостой церковной общины, привела в село отца Андрея, который в разрушенном храме провел первый молебен. А теперь и крыша есть, и двери, и окна застеклили, и купол позолоченный, и крест на нем, и Маша-золотошвейка уже загодя готовит иконы. Отец Андрей побывал у многих во дворах, освящая дома и колодцы. Зашел и ко мне. Познакомились. Я представился: так и так, человек, мол, не без недостатков, последовательный демократ и либерал. Отец Андрей оценил юмор и ответил: «А я — мракобес и великодержавный шовинист» — и сразу покорил мое сердце.

Так что «тарелочка» постаралась.

Но оставим недоступные мне, грешному, сферы.

Я пишу не о высоком, а о земном. Вот, думаю, если уж нельзя перестроить страну, было бы замечательно, реализуя мою идею, приобрести воздушный шар, написать на боку «Зона любви!», поднять его, красочный, над селом, чтобы издали было видно.

А то как-то скучно живем!

— Ну, почему вы, ребята, все пьете и пьете? — спросила Любаша, сестра Наташи, которая летом гостит у нас, правильная такая «учительница», считающая, что всех, кто совершает дурные поступки, можно перевоспитать «словами».

Перед ней стояли Санька и Дуремар, они принесли Наташе рыбу и нарвались на урок поведения.

— Вы бы не пили, а работали! С вашими-то талантами настоящих русских умельцев, — восторгалась Любаша, — могли бы только здесь, в деревне, по дворам у дачников, озолотиться! Миллионы бы заработали. Ты, Саша, женился бы, машину купил, а ты, Володя, поправил бы здоровье.

Санька молчал, а Дуремар, взяв деньги за рыбу, сказал: «Спасибо». Неясно было, то ли поблагодарил за щедрую плату, то ли — за умный совет. И чтобы предупредить очередной порыв страстной проповедницы, сказал:

— Только нам ничего этого не надо!

— Как не надо? — взметнула Любаша брови. — Не надо здоровья и счастья? Хорошего дома, машины, жены?

— Да нам и так хорошо, — простодушно молвил Дуремар. — Чего нам надо-то? Стакан! Да чего-нибудь пожевать. А все остальное у нас есть. Вон какая река рядом!

И пошли оба, прикидывая, где могут раздобыть по «стакану» на брата прямо сейчас. У Майора теперь не разживешься. Он свою фирменную гнать перестал. Разве что в Новоселках? Но там уж больно вонюча. И голова от нее болит. Из чего только женщины ее производят?

Такая вот нехитрая альтернатива: или головная боль от плохого самогона, или зубная боль — от тоски, нарисованной моралисткой?

Других вариантов у моих друзей не было, а свой проект развития событий я им не успел обрисовать. Оба они вскоре умерли, царство им небесное. Мы с Наташей всегда вспоминаем их. Как и коммуниста Кротова, тоже покинувшего село и землю.

Мое повествование о собственной жизни я завершаю правдивым отчетом о космическом событии: о визите к нам НЛО. Свидетелями которого мы были с женой. В качестве вещественного доказательства могу предъявить некое странное сооружение, появившееся вскоре невесть откуда и с виду похожее на телефонную будку в стиле хай-тек. Вдруг приехали странные люди на грузовике с кучей железа. Сказали: «Вам положен телефон-автомат!»

Жена Майора Мила с криком выбежала из дома и потребовала, чтобы они убирались прочь, во всяком случае куда-нибудь подальше. Наворочают сейчас на ее полянке перед домом, где уже хватает чудовища-трансформатора. Ну, и уехали! Сообщив, что мы могли бы бесплатно звонить в город, в магазины, в конторы чиновников, в милицию и пожарникам. Мила, когда до нее дошло, чего она лишилась, сперва расстроилась, но несильно. Да кому он нужен — телефон-автомат? У каждого в кармане есть свой сотовый.

Таинственные визитеры, которым, как видно, тоже нужно отчитываться в своем дьявольском ведомстве, воткнули будку где попало, среди бурьяна. И пропали. Как испарились.

Стоит «оно» метрах в двухстах от нашей улицы, зимой в снегу, на котором никогда не видно никаких следов. Никто к телефону не подходит! Никто по нему не звонит и летом, хотя, понятно, летом следов не видно.

Желающие могут убедиться, что я не лгу. Но приближаться к сооружению, а особенно пытаться позвонить, не советую. Мало ли чего? Кто знает, куда дозвонишься?

Я продолжаю мечтать и строить планы. Глобальные проекты, вроде штурма Лубянки, я отложил на время. Мне бы воздвигнуть рядом с домом ветряк на высоком берегу, чтобы задаром получать электричество. Еще я мечтаю перебросить через реку мост на тросах и с роликами, я видел такие у десантников, но Лопухин категорически против.

— Знаешь, — говорит, — сколько понаберется чужого народу!

Довод, конечно, серьезный.

Но главное, меня не покидает мысль: если нельзя обустроить всю страну, то хотя бы перегородить улицу шлагбаумом, повесить замок… Ну и так далее, вы уже в курсе.