Гарольд Роббинс - Охотники за удачей

Когда он выходил из зала заседаний, его обычно кирпичное лицо было мертвенно бледным. У дверей его остановил Пирс.

— Нам нужно с вами переговорить до заседания совета.

— Я не разговариваю с предателями, — холодно ответил он. — Иди, поговори с Гитлером.

Дэн Пирс повернулся к Дэвиду:

— Дэвид, заставь его прислушаться к голосу разума. Корд уполномочил меня предложить три миллиона за долю Нормана. Это вдвое больше стоимости его акций. В противном случае Корд объявит компанию несостоятельной, и акции будут годиться только на обои.

— Сделаю что могу, — сказал Дэвид.

Теперь Норман снова кричал, метался по кабинету и грозил Корду новым общим собранием, где он наберет большинство.

— Вот посмотришь, как они запоют, когда я объявлю о новых фильмах, которые мы снимаем с Риной Марлоу.

Дэвид секунду смотрел на дядю, а потом взялся за телефон.

— Междугородную, пожалуйста. Я хочу поговорить с Санта-Моникой, штат Калифорния. Клиника Колтона, палата триста девять.

Он посмотрел на дядю, который демонстративно отвернулся к окну.

— Айлин? Это Дэвид. Как она?

— Плохо, — едва слышно ответила Айлин, а потом зарыдала. — Врач сказал… она умирает. Он… он говорит, что это чудо, что она до сих пор еще жива.

Щелчок — и разговор прервался. Дэвид повернулся к Норману.

— Рина больше не будет играть, — сказал он. — Она умирает.

Норман побледнел и упал в кресло.

— Бог мой! Что же теперь станет с компанией? Она была нашей единственной надеждой. Теперь и Корд не будет нами заниматься.

Дэвид непонимающе уставился на него:

— Как это?

— До тебя еще не дошло? Мне до сих пор все тебе разжевывать? Корду наплевать на нашу компанию. Ему нужна была только девица.

— Девица?

— Вот именно. Рина Марлоу. Помнишь, я рассказывал тебе о своем с ним разговоре в туалете отеля? Помнишь, он не стал знакомить меня со своими девицами из-за того, что я украл Марлоу у него из-под носа?

Дэвиду вдруг все стало ясно. Как он раньше до этого не додумался? Он взглянул на дядю с новым уважением.

— Ну и что мы будем делать?

— Делать? — повторил старик. — Молча пойдем на собрание. Пусть сердце мое разбито, но если он предложил за мои акции три миллиона, то даст и пять!

На этот раз сон не исчез, даже когда Рина открыла глаза. Наоборот, он стал даже ярче. Секунду она лежала совершенно неподвижно, глядя на полиэтиленовую палатку, закрывавшую ей голову и грудь, потом медленно повернула голову.

Айлин сидела рядом и смотрела на нее. Рине хотелось сказать подруге, чтобы она не тревожилась, что бояться нечего. Во сне она уже столько раз умирала!

— Айлин! — прошептала она.

Айлин вздрогнула и встала. Рина улыбнулась ей.

— Это действительно я, Айлин. Я не брежу.

— Рина!

— Не плачь, Айлин, — прошептала Рина. Она попыталась посмотреть на календарь, но он оказался слишком далеко. — Какой сегодня день?

— Пятница.

— Тринадцатое? — попыталась улыбнуться Рина. — Вызови Джонаса. Я хочу его видеть.

Айлин вышла, но очень быстро вернулась.

— Его секретарша говорит, что он в Нью-Йорке, но они не знают, как с ним связаться.

— Обязательно найди его! — улыбнулась Рина. — Ты меня не проведешь. Я сама играла эту роль много раз. Позвони ему. Я не умру, пока он не приедет. — На ее лице появилась слабая ироническая улыбка. — И вообще в уикенд не умирают — ведь газеты не выйдут до понедельника.

Я до отказа взял ручку на себя, чуть тронул левый руль высоты и добавил газ. Самолет в полупетле рванулся вверх, словно выпущенная из лука стрела. Перегрузка вдавила меня в кресло. Выровняв машину в верхней точке петли, я посмотрел на приборную доску — мы делали триста, и Лонг-Айленд остался далеко позади.

Я хлопнул по плечу сидящего на переднем сиденье военного летчика.

— Ну как, полковник? — крикнул я, стараясь перекрыть рев двигателей и свист ветра.

Не оборачиваясь, он кивнул. Я знал, чем он занят: он проверял показания приборов. Подполковник Форрестер был профессиональным пилотом, не то что старый генерал, которого мы оставили на земле.

Генерал пилотировал письменный стол в интендантском отделе в Вашингтоне. К самолетам он не имел никакого отношения. Хорошо, что в его группе оказался военный летчик.

Я раскусил его сразу же, как он вошел в ангар в сопровождении Морриси. С ним шли двое адъютантов, и ни один из них не имел отношения к авиации. При виде нашего самолета он недовольно нахмурился.

— Какая уродина, — недовольно пробурчал он. — Похож на жабу.

Его голос гулко разнесся по всему ангару. Я вылез из кабины, где проводил последнюю проверку готовности нашего самолета, спрыгнул босыми ногами на прохладный цемент и зашагал к нему. Что он понимает в несущих поверхностях и конструировании?

— Мистер Корд! — шепотом окликнули меня. Я обернулся: это был механик, который тоже услышал слова генерала. — Я собираюсь его выкатывать из ангара и боюсь раздавить ваши ботинки.

Я секунду смотрел на него, а потом усмехнулся:

— Спасибо.

Пока я обувался, я немного остыл. Морриси достал чертежи и объяснял их генералу:

— Четвертая модель «КА» представляет собой революционную концепцию двухместного истребителя-бомбардировщика. Его дальность полета — более двух тысяч миль, крейсерская скорость — двести пятьдесят миль в час, максимальная — триста шестьдесят. Он может нести десять пулеметов, две пушки, а также полтонны бомб под крыльями и в специальном отсеке фюзеляжа.

Пока Морриси говорил, я смотрел на самолет. Да, черт подери, это революционная модель! И похожа она на изготовившуюся к прыжку черную пантеру.

— Интересно… — отозвался генерал. — Но у меня есть еще один вопрос.

— Пожалуйста, сэр, — с готовностью ответил Морриси.

Генерал со смехом посмотрел на своих адъютантов, и те позволили себе улыбнуться. Я почувствовал, что он собирается отпустить одну их своих излюбленных шуточек.

— Нам, военным, ежегодно приходится смотреть по триста так называемых революционных самолетов. Он полетит?

Тут меня прорвало. В конце концов, я вбухал в этот самолет уже миллион долларов, так что я имел право говорить.

— Он летает так, что всем вашим самолетам можно идти в задницу, генерал. И всем другим самолетам в мире, включая новые штурмовики Вилли Мессершмитта.

Генерал изумленно обернулся и оценивающе оглядел мой покрытый масляными пятнами комбинезон.

Морриси поспешно вмешался:

— Генерал Гэддис, позвольте представить Джонаса Корда.

Прежде чем генерал обрел дар речи, от дверей ангара донесся вопрос:

— А откуда вы знаете, что строит Вилли Мессершмитт?

Я взглянул на говорящего. Оказывается, генерал привез с собой и третьего помощника. У этого на кителе оказались серебряные крылья, а на плечах — дубовые листья. Лет сорока, поджарый, с типичными пилотскими усиками. На груди всего две ленточки самых громких наград: французского «Военного креста» и «Креста летной доблести».