Лариса Ратич - Антипедагогические этюды

- Вот выйдет замуж – поймёт, что должна нас благодарить. Уж кто-кто, а мы свою девочку превосходно к жизни подготовили. Всему научили!

«Маме надо помогать!» - эту истину Люся услышала так давно, что и забыла, когда. Вот с тех пор и помогала. Отец, который в доме руководил всем, назначил ей два постоянных дня для «большой уборки»: вторник и пятницу. В эти дни в Люсины обязанности входило «вылизывание» всей огромной квартиры (полы, ковры, шкафы, окна), а также – «лёгкая постирушка» (того, что накопилось к этому дню в большой корзине для белья). Остальное время считалось «выходным», если не учитывать того, что посуда – всегда и после всех – мылась только Люсей, и никем иным.

Другое дело, если в «уборочный» день Люся отнеслась к своим обязанностям недостаточно хорошо; тогда отец назначал наказание: следующий день – становится уборочным уже автоматически, из принципа. Или если очень плохо – то два дня. А там, глядишь, снова пятница… Короче говоря, редкий день оказывался свободным.

Придираться папа умел («На пользу!!»): то полировка плохо блестит, ло люстру забыла протереть… Девочка еле-еле вытягивала на хорошистку, ведь времени на уроки оставалось всего ничего; поэтому считалась и дома, и в школе – «так себе», среднего ума. Если б не ёё изумительная память – в отстающих, наверное, ходила бы.

Люся всё время жалела, что нет у неё ни сестрёнки, ни братика. Было бы с кем разделить тогда ненавистный домашний труд…

- Мы тебя кормим, поим, одеваем, родная, - ворковала мама, поручив Люсе очередное дело. – Ты должна это понимать и по мере сил привносить свою лепту.

Самой маме «привносить» было ужасно некогда, как, впрочем, и папе. «Да ладно, пусть так, - думала часто Люся. – В принципе они, наверное, правы. Но хоть бы «спасибо» разок сказали, а то всё плохо да плохо…»

Да, Люсины кухонные изыски оставляли желать лучшего, но, что ни говорите, а первое – второе – третье (да ещё и пирожки, если успеет!) девочка всегда готовила, стараясь.

Мама с папой, пропадая на работе до самого вечера (отсюда – и заработки приличные!), еле-еле находили время, чтоб слегка осведомиться у дочери:

- Ну, как дела в школе?

Услышав неизменное «хорошо», папа быстро и привычно, пробежав по комнатам, делал свои замечания по уборке (может быть, завтра – удастся отдохнуть?.. Вряд ли…), и семья дружно ужинала.

Затем – родители шли к телевизору и к свежей прессе, а Люся отбывала последнюю вахту – мытьё вечерней посуды, - размазывая по щекам тихие слёзы из-за «снова отвратительного ужина».

А её так и звали в классе – «Размазня». Очень подходяще, ведь она всё везде «размазывала»: и слёзы свои непонятные, и ответы у доски… И даже толком не общалась ни с кем и не дружила; а так, тоже размазывала. Кличка настолько девочке подходила, что даже мама – и та всё чаще и чаще говорила о ней: «Наша размазня».

Родители Люси были люди интеллигентные, много читающие. Люся тоже с удовольствием читала бы побольше, если б время появилось, а так – только урывками, и всё.

- Наша размазня в вуз не поступит! – была уверена мама. - Хорошо, хоть всё умеет; пристроить её куда-нибудь поваром, что ли?

Иногда в дом приходили гости: тоже все сплошь интеллигентные, интересные люди. Они много спорили о музыке и живописи, о свежих литературных новостях. Люсиной обязанностью в такие вечера было подавать гостям кофе и бутерброды, и она еле поспевала заправлять кофеварку новыми зёрнами.

- Люся!!! – то и дело слышалось из комнаты. Проклятый кофе, как назло, постоянно заканчивался то у Алексея Петровича, то у Сергея Ивановича.

Когда наступала весна, перед своим Днём рождения мама всегда затевала генеральную уборку, подключая сюда и папу. Отец должен был вынести два тяжеленных ковра на улицу и выбить их. Причём мама каждый год патетически восклицала:

- Слава Богу, что у нас в доме есть мужчина! Нам с дочерью такие тяжести поднимать нельзя!!

Отец благополучно выносил и заносил «такие тяжести», сам развишивал их на большой «ковровой» перекладине во дворе и торжественно вручал выбивалку Люсе:

- Ну-ка, покажи, понимаешь ли ты толк в чистоте!

Примерно по полчаса на каждый ковёр – и отец оставался доволен. Это был тот самый редкий случай, когда похвала всё-таки срывалась с его скупых уст:

- Молодец, дочурка! Хозяйка!

Тогда же, по весне, наступал и «период преферанса», как называла это мама. Но относилась к явлению в общем-то беззлобно; даже наоборот, с оттенком некоторой гордости:

- Мой Семён никогда «налево» не ходил и не пойдёт, потому что я его понимаю! Хочет с друзьями за картами посидеть – да пожалуйста, хоть целую ночь! И мне спокойнее…

Они действительно засиживались до утра, и поэтому Люся так не любила весну: кофе и бутерброды нужны были всю ночь. Летом преферансники благополучно «рассасывались» по курортам, значительно облегчая жизнь девочке.

Вот и сегодня – Люся в душе подозревала, что папа не пустил её в школу именно из-за преферанса: вот-вот подойдут друзья-приятели. Вчера ещё хотели, да сорвалось.

Поэтому он объяснил нетерпеливой Лидии Антоновне, зло вопя в трубку:

- Нет, уважаемая, не ждите. Люся наказана. Она сегодня дома не всё выполнила, что мама просила. Вы уж там обойдитесь как-нибудь без неё… Что? Да бросьте, Лидия Антоновна, от неё толку – ноль. Руки как из задницы, по три раза за ней переделываем.

Вот так. («И слюни подбери!»).

…- Ну вот!! – торжествовала Осипенко. – Я так и знала, что не все придут!!

- Брось, Анька, - вмешалась добрая Курочкина. – У Люськи папаша – не дай Бог. Ей и так – дыхнуть секундочки нет. Справимся и без неё.

- Ага, - психовала Осипенко. – Я ей выскажу всё равно! Тоже мне!..

Лидия Антоновна, тоже немного повозмущавшись, всё же сказала:

- Ладно, что языками зря чесать? Давайте работать.

Она чётко и толково распределила участки деятельности.

- А занавески? – прищурилась Аня. – С ними не успеем. Если я, например, сегодня возьму простирнуть – это только утром повесить можно. Не впишемся!

- Ничего! – у Лидии Антоновны был план. – В моей автостиралке их можно провертеть и сразу высушить. Инночка! – окликнула она дочь. – Снимай этот тюлевый кошмар, беги домой и сделай. Да!! Не забудь утюг прихватить, тут сразу отгладим и повесим.

Занавески быстро сняли, и Инночка действительно умчалась.

- Ишь, самая хитросделанная нашлась, - яростно шепнула Осипенко Курочкиной. – В машинку сейчас забросит – и всё! И руки чистенькие, и дело готово! А мы тут…

Курочкина сразу кивнула: да, это тебе не парты изгаженные порошком отдраивать.

Работали почти до девяти. Лидия Антоновна поспевала и командовать, и белить. Но зато класс сиял, как новый пятак. Тут подоспели и занавески, и когда они, отбеленные и отутюженные, вернулись на место, девочки ахнули: