Александр Зиновьев - Иди на Голгофу

— Мужественный человек. Если бы все последовав ли его примеру, то…

— То продовольственное положение в стране было бы еще хуже. Для вас этот человек — мужественный борец за свободу, за права человека и прочие красивые вещи. А для нас он был просто паразитом и демагогом. Мы его немного потерпели, а потом выбросили из бригады.

— Как вы могли!..

— Бригаде было поручено определенное дело. А он изображал из себя мужественного и принципиального борца за демократию за наш счет. Но вот вам другой пример. Вчера по телевидению выступал советский эмигрант. Он красноречиво описывал свое сражение с «режимом» по поводу автомашины. Скажите, желание этого бывшего советского человека иметь автомашину естественно?

— Конечно!

— А знаете, какая у этого человека была зарплата? Чтобы из такой зарплаты накопить на машину, нужно было ждать сто лет. Без шуток: это точно подсчитано. Откуда этот человек взял деньги? А советские люди знают откуда. Для них этот человек есть заурядный жулик. Запад этого не знает. И знать не хочет. Вам не важно, откуда у человека деньги. Вам важно, что они у него есть и что он хочет иметь машину. И машин, между прочим, в Советском Союзе производят не много. Почему эту возможность иметь машину следует предоставить этому зубному врачу, имевшему нелегальные доходы, а не другим, например профессорам, артистам, писателям? У вас есть машина? Так подарите ее диссиденту в Москве, жаждущему иметь машину по нормам западного, а не советского общества. А отстаивая право этого человека на машину в Москве, вы тем самым боретесь не за права человека и демократию, а за то, чтобы советское общество выдало этому человеку долю благ, которая ему не положена по нормам советского общества: он ее там не заслужил. Вы тем самым боретесь за привилегию для этого человека, против справедливости. И так во всем остальном, включая свободу слова, печати, совести.

— Но должны же мы как-то влиять на советских людей.

— Воздействуя на Советский Союз, Запад преследует свои цели: ослабление своего врага. Метод воздействия — искушение незначительной части населения западными соблазнами и возбуждение ее на борьбу с «режимом». При этом рассчитывают не столько на то, что советское общество будет эволюционировать в сторону Запада (это демагогия для маскировки), сколько на то, что оно будет ослаблено изнутри и что Запад заимеет в нем нечто вроде своей «пятой колонны». Именно в этом состояла сущность западной операции в Советском Союзе, именуемой «Диссидентское движение». Советские власти ответили на это серией своих операций, среди которых важнейшая — операция «Эмиграция». Теперь давайте подводить итоги…

— Я на это смотрю иначе. Вы неправильно понимаете советское общество, советское руководство, советскую оппозицию. Позвольте, я вам объясню…

Того самого политического деятеля, о котором говорил Вдохновитель, все-таки убили. Запад в панике. Мои допрашиватели виду не подают, что я их предупреждал об этом, а я не хочу им напоминать сам. Мои мысли работают в другом направлении— Здесь паника. А случись такое в Советском Союзе, реакция была бы противоположной: мол, сплотим еще теснее свои Ряды, усилим, укрепим, повысим!.. И странно, почему этого заурядного политика возвели в ранг великих? Здесь великие политические деятели невозможны в принципе, ибо их влияние на реальный ход дел ничтожно, власть их незначительна, они подвержены критике, пресса их развенчивает и заземляет, отбор их. производится по таким принципам, что они сами больше думают о своем личном положении, чем о положении своих стран.

Шеф спросил меня, что я думаю по поводу этого убийства. «Превосходно удавшийся эксперимент», — спокойно сказал я. «Что за эксперимент?!» — вытаращил глаза Шеф. «Представляете, что тут у вас начнет твориться, если сразу шлепнут штук десять таких «великих политиков», — сказал я без всяких эмоций. Шеф ничего не ответил. «Между прочим, Советский Союз начнет войну против Запада, — сказал я, — когда тут выпадет снег. Запад будет парализован — и…» Шеф ушел не попрощавшись.

Открытие «Центра» происходило, как отметил в своем вступительном слове Профессор, в торжественной обстановке. В речи Профессора это было единственное место, заслуживающее внимания: это мероприятие очень напоминало торжественное собрание советского учреждения по поводу официального праздника, юбилея, пуска, вступления в строй, вручения ордена или переходящего Красного знамени… Не хватало портретов классиков марксизма и руководителей Партии и Правительства, бюста Ленина, красных знамен и лозунгов. Но мы, годами натренированные лицезреть все эти атрибуты наших торжеств, легко восполнили их отсутствие своим воображением. Наше воображение было подкреплено тем, что собравшиеся бурными аплодисментами и вставанием приветствовали послание «Центру» от Писателя земли Русской. В послании давались четкие указания «Центру» и всей советской эмиграции (и заодно — президентам всех западных стран, деятелям культуры и рядовым гражданам), что делать и куда вести человечество. Указания сводились к следующим двум краеугольным камням программы спасения Руси, а значит, всего человечества: 1) живи не по лжи; 2) слово «Бог» пиши с большой буквы. Потом зачитали послание Великого Диссидента из Союза, которое тоже было встречено бурными аплодисментами и вставанием. В послании говорилось о том, что обстановка чревата последствиями. Потом зачитывали другие послания. Им аплодировали, но не вставали. Сидевший со мною рядом Шутник сказал, что тут не хватает только послания от ЦК КПСС и КГБ. «Не спешите, — сказал я. — Все еще может быть». И я не ошибся. Профессор зачитал выдержки из советских газет под соусом «Как наши враги оценивают нашу благородную деятельность на благо…». Когда Профессор делал это, в зале начался шумок, так что пришлось призывать собравшихся к порядку. Дама, исполнявшая в это время функции председательствующего, сказала с упреком, что тут все-таки не партийное собрание в советском учреждении, можно было бы и потише.

Среди собравшихся можно было увидеть представителей западных разведок и антисоветских организаций. Я заметил, по крайней мере, с десяток человек, относительно которых я на сто процентов был уверен, что они из КГБ, и больше двадцати, насчет которых моя уверенность была выше пятидесяти процентов.

Затем с обстоятельным докладом о задачах «Центра» выступила Дама. Доклад был заранее заготовлен; она зачитывала его, невольно подражая нынешнему Генеральному секретарю ЦК КПСС. Заметил это не я один. Но было уже несмешно. «Где мы? — спросил меня Шутник. — На партийном собрании?!» — «Берите выше, — сказал я. — На партийной областной конференции по крайней мере».