Александр Зиновьев - Иди на Голгофу

«Это еще надо доказать, что вы настоящий, а не липовый советский шпион, — сказал мне один из собеседников во время допроса. — Если вы настоящий, вы должны были бы принести нам ценную информацию, в которую мы поверили бы и которую оценили бы по достоинству». — «Или дезинформацию, в которую вы тем более поверили бы», — докончил его мысль я сам. После этого моего замечания за мной закрепилась репутация человека, который выдает себя за агента КГБ, но на самом деле таковым не является. Странно, не правда ли?! Это в советской-то эмиграции, в которой каждый говорит о каждом, что тот — агент КГБ! И обычно выдвигают несокрушимый аргумент: что это за агент, если ничего секретного о Советском Союзе не знает?! Я возражаю: а если я заслан сюда для того, чтобы тут секреты выведывать? Тогда зачем тебе признаваться в том, что ты асе, подрубают мою логику под корень мои оппоненты. К тому же секреты тут совсем незачем выведывать, ибо их тут вовсе нет — тут же все на виду. Нет, приятель, ты уж лучше не финти! Признайся лучше, что ты решил нам голову поморочить. Я признаюсь. Собеседники переглядываются: они и это мое признание, что я морочу им голову, истолковывают как стремление морочить им голову. Где же выход?

Я — асс. И ничего плохого в этом не вижу. Хорошего, правда, тоже ничего не вижу. Это просто объективный факт. Факт несколько печальный, несколько комический. Но отнюдь не трагический. Скорее банальный. Теперь агентов развелось так много, что даже в КГБ не помнят их всех. Теперь агентов выбрасывают в житейский океан, как новорожденных щенят в грязный деревенский пруд. Хотите жить — выживайте, не хотите — дохните! И наградой за все нам является одно: нас выбрасывают. Не все агенты, конечно, таковы. Я имею в виду лишь массовый тип, к коему принадлежу сам. И не столько реальных, сколько потенциальных агентов. Ситуация тут похожа на ту, какая имела место с подготовкой младших офицеров в прошедшую войну. Набирали сопляков из школ и через несколько месяцев выплевывали на фронт младшими лейтенантами. Большинство из них погибало в первом же бою. Но они в массе и требовались лишь для одного боя. А мы в массе тоже нужны лишь для одной операции. Быть потенциальным агентом очень мучительно: ты имеешь все недостатки положения агента, не имея никаких его достоинств. Перед нами два пути: выйти из числа агентов вообще или стать актуальным агентом. Первый путь для нас исключен. Второй же удается лишь немногим счастливчикам. Поскольку у меня объявилась сила воли, я этот переход в актуальные агенты непременно осуществлю.

С таким боевым, оптимистическим настроением я приближаюсь к реке. Речушка — одно название. Воды в ней — по колено в самые дождливые дни. А в ширину ее можно переплюнуть. Вообще, насчет рек на Западе слабовато, не то что у нас, в России. И реки тут Какие-то смешные. Текут вровень с берегами, а то и выше. Скрываются под дома и вылезают из-под них в самых неожиданных местах. Иногда они текут вверх по течению. Я обратил внимание Циника на этот феномен природы. Он сказал, что это происходит лишь на данном маленьком отрезке, что за поворотом река снова течет вниз, но вдвое быстрее обычного.

На берегу речушки, недалеко от моста, названного именем какого-то выдающегося деятеля (стоило трудиться из-за такого пустяка!), расположены казармы воинской части, специализирующейся на преодолении водных преград. Каждое утро солдаты надевают ярко-оранжевые спасательные жилеты, вытаскивают надувные лодки, спускают на воду и с воплями забираются в них. С пивными банками. Но без оружия. Начинается переправа на другой берег. Лодка цепляется за дно. Часть солдат вылезает, чтобы столкнуть лодку на более глубокое место. Лодка опять застревает. На сей раз приходится вылезать всем, кроме одного, и нести лодку до берега на руках. Оставшийся в лодке паясничает. Солдаты ржут. Роняют лодку. Клоун падает в» воду. Начинается дикое веселье. На берегу собирается толпа зевак и комментирует происходящее. Основной мотив комментариев: армия обходится дорого, ее следует распустить, оставив минимум. Смотреть на все это и слушать — комично и вместе с тем жутковато. С та-кой жалкой армией советские войска не остановишь. А тут даже на нее жалеют лишний пфенниг потратить.

Переправившись на другой берег, солдаты устраивают «привал», кричат, пристают к женщинам, хохочут, пьют пиво, поют песни. Морды сытые. Разодеты так, что и на солдат не похожи. Перед обедом они «переплывают» обратно. И больше их у реки не видно.

«Ничего, голубчики, — думаю я, глядя на этих сытых и самодовольных парней, — загорайте, горланьте песни, пейте пиво, тискайте девок. Наслаждайтесь! Скоро этому придет конец. Это говорю вам я — представитель могучей армии плохо откормленных, плохо одетых, незагорелых, не знающих женщин парней, армии, которая давно готова к походу. Когда-то наши отцы пели: «Если завтра — война, если завтра — поход, будь сегодня к походу готов!» Когда война началась, оказалось, что они к походу готовы не были. Мы извлекли урок из их ошибок: сразу же после окончания их страшного похода мы начали готовиться к новому, еще более страшному. И мы уже готовы. А если люди сегодня готовы к походу, то завтра они непременно ринутся в него — готовность к походу нельзя сдерживать слишком долго. Мы давно в обороне. Но запомните: постоянная оборона есть нападение. Преждевременная оборона есть тоже нападение. И чрезмерная оборона есть тоже нападение».

Я проходил службу в армии в сравнительно неплохих (по нашим понятиям) условиях. Однажды офицер из Москвы прочитал нам лекцию о том, как в американской армии готовят специальные подразделения к операциям в трудных условиях. Эти «трудные условия» показались нам курортом сравнительно с нашими нормальными. Вот в чем дело! То, что для нас есть нормальная жизнь, с точки зрения Запада есть жизнь в кошмарно трудных условиях. В этом наше преимущество. Мы имеем не жалкую предвоенную тренировку к «трудным условиям», а гигантский исторический опыт жизни в сверхтрудных условиях. Нам не надо готовиться к войне, ибо мы всегда к ней готовы.

Сейчас мне предстоит то, что в шпионских романах называют интеллектуальным поединком. Я скажу моим противникам, что я — асе. Буду рассказывать о других ассах, работающих здесь, о современных методах советской активности на Западе. Они не поверят ни одному моему слову. Будут ловить на противоречиях и ставить ловушки. Зачем? Затем, чтобы разоблачить меня как асса! Вы можете разрешить эту ситуацию? Я лично не способен. Слишком уж разные у нас позиции. Я — носитель трагедийной линии истории, а они — опереточной. Но воспринимают они наши роли как раз наоборот. А я не протестую. Я сам валяю дурака. И считаю их дураками, как и они меня. Я хожу на такие поединки как на работу. Допрашивающие не обращают внимания на то, что я сам считаю важным и что на самом деле важно, слушают меня со скукой и насмешкой, постоянно прерывают и начинают копаться в пустяках. Потому буду приводить наши беседы в литературно отредактированном виде и в самом существенном с моей точки зрения. Их отчеты о беседах со мною наверняка выглядят совсем иначе. В их отчетах я выгляжу как недалекий, скользкий, лживый тип, а они — как умные и прозорливые следователи, постоянно припирающие меня к стенке, срывающие с меня маску и выводящие меня на чистую воду. Ничего нового для меня в этом нет — я к таким явлениям с детства приучен в Москве.