Константин Сергиенко - Самый счастливый день

— Это какая Арсеньева? — спросил белобрысый.

— Вот видите! — воскликнула Гончарова. — Её никто не знает, она не была ни на одном собрании! Зачем нам такие комсомолки?

— Подожди, Гончарова, — солидно сказал Маслов. — Дело не только в Арсеньевой. Я уже говорил.

— А чего она на собрания не ходит? — спросил чернявый.

— Потому что антиобщественный человек, индивидуалистка!

Дверь приоткрылась, в неё сунулась голова Камскова.

— Можно поприсутствовать?

— А, Камсков, заходи, — сказал белобрысый.

— Здесь комитет, — сухо произнёс Маслов.

— Но не закрытый, — возразил белобрысый. — Камсков с вами учится? Знает Арсеньеву?

— Прекрасно знаю, — сказал Камсков и сел в отдалении на стул.

— Какое у тебя о ней мнение?

— Хорошее.

— Хм… а ты знаешь, что она ходит в церковь?

— Ну и что?

— Как что? — белобрысый поглядел на Маслова. — У тебя заседание не подготовлено. Люди разное говорят.

— Во всём классе он один защищает, — вмешалась Гончарова.

Камсков усмехнулся.

— Слабых надо защищать, Гончарова.

— Нашёл слабую!

— Попрошу внимания! — сказал Маслов. — Ставится вопрос об антирелигиозной пропаганде.

— Её вообще нужно исключить! — сказала Гончарова.

— Откуда? — спросил Камсков.

— На собрания не ходит! Общественные поручения не выполняет! Её попросили участвовать в самодеятельности, она отказалась! Почему надо держать таких? Я предлагаю исключить!

— Откуда? — снова спросил Камсков.

— Что ты кривляешься? Сам знаешь, откуда. Кроме того, ты не член комитета. Зачем тут сидишь?

— Я спросил разрешения.

— Арсеньеву мы исключим, так и знай!

— Откуда?

— Из комсомола!

— Но как же можно исключить оттуда, где она никогда не была? — спокойно спросил Камсков.

— Что значит, не была? Арсеньева комсомолка!

— Увы, — сказал Камсков. — Арсеньева не комсомолка. И комсомолкой никогда не была.

Воцарилось молчанье. Все уставились на Камскова. Тот сидел спокойно. Даже откинулся на спинку стула, положил ногу на ногу.

— Что ты говоришь такое? — спросила Гончарова. — Ты даёшь отчёт?

— Даю, — усмехнувшись, сказал Камсков.

— Почему это не комсомолка?

— Потому что нет.

— Позволь, — Маслов кашлянул. — Арсеньева числится в ведомости, она платит взносы.

— Да, — сказал Камсков, — числится и платит. Верней, платит тот, кто собирает. Я, например, платил. И ты, Толя, платишь. Ставишь галочку и вносишь за неё две копейки.

Маслов снова кашлянул.

— Такое, конечно, случается. Я и за тебя платил, и за Гончарову. Просто удобнее отдать деньги сразу. Но вы же возвращаете долг.

— Сумма, конечно, невелика, — согласился Камсков. — Но Арсеньева к этим взносам не имеет никакого отношенья.

Все напряглись. Даже восьмиклассница перестала теребить косичку и приоткрыла от удивления рот.

— Я не понимаю, что происходит, — сказал белобрысый. — Маслов, может, ты объяснишь?

— Я тоже не понимаю… — Маслов был явно растерян.

— Объяснить могу я, — ответил Камсков. — Как вы знаете, в прошлом году наш восьмой «А» поставил абсолютный рекорд. Он стал на все сто процентов комсомольским. Об этом даже написали в районной газете, а наш комсорг Анатолий Маслов стал благодаря этому делегатом районной конференции.

— При чём здесь рекорды! — воскликнул Маслов. — Меня выдвинули по общественной работе!

— А в это время в классе как раз появилась Арсеньева. Ты помнишь, Маслов, что ты сказал, убывая на свою конференцию?

— Не помню, — сказал Маслов.

— Ты сказал: «Прими у неё взносы». Я и принял. Так, как все у нас принимают. Поставил фамилию в ведомость, внёс две копейки. От чистого сердца. А на конференции, с трибуны ты опять говорил о своём «стопроцентно комсомольском» классе. Суть в том, дорогой вожак, что Арсеньева никогда не была комсомолкой.

— Откуда ты знаешь? — вскричал Маслов.

— А ты не знал? Впрочем, допускаю, что мог не знать. Скорее, не мог представить. Так как рушились сто процентов.

— Но она показывала мне билет! Она вставала на учёт!

— Она не показывала билет и на учёт не вставала. Можешь проверить. Она проходит только по ведомости.

— Нет, это какой-то бред! — сказал Маслов.

— Нетрудно проверить, — белобрысый открыл дверцу шкафа. — Где у нас карточки? Ага, — он выдвинул длинный ящик. — Значит, Арсеньева? Так, посмотрим на «А». Ананьева, Анчуткин… Алимов, Афиногенова, Агеев, Арутюнян… Нет тут никакой Арсеньевой… Да, ребята…

— Карточка украдена! — закричал Маслов. — Это сделал ты, Камсков!

— Зачем? — тот пожал плечами.

— Чтобы нас опорочить!

— Но если она комсомолка, то где-то её принимали, — сказал чернявый, — это можно установить. Да и билет должен быть.

— А ты проверил у неё билет, когда заносил в ведомость? — внезапно спросил Маслов.

Камсков снова пожал плечами.

— Ты же комсорг. Ты сказал, прими взносы, я принял.

— Значит, именно ты записал Арсеньеву в ведомость?

— Именно я.

— Ты ответишь, если она без билета!

— Вот тебе на! — Камсков развёл руками.

— Ребята, — сказал я, — вам не кажется, что эта история напоминает небезызвестный анекдот с поручиком Киже?

— Что за поручик? — спросил белобрысый.

— Во времена императора Павла писарь в каком-то отчёте описался, и у него получилась несуществующая фамилия Киже. Этот Киже много лет потом попадал в разные списки, в том числе наградные, «дослужился» до генерала и даже с почестями был похоронен.

— Вообще это не шутки, — сказала Гончарова. — Зачем ты, Камсков, столько времени издевался?

— Я? — воскликнул Камсков.

— Если даже произошла ошибка, а ты знал, как ты мог молчать?

— Я не вникал, — ответил Камсков, — и проверкой не занимался. Я о том, что Арсеньева не комсомолка, догадался совсем недавно. Вернее, просто спросил у неё.

— И что она ответила?

— Ответила, что не знает, не помнит. Она же не от мира сего, сами сказали.

— Значит, издевалась над нами она. Прикинулась комсомолкой, а сама молчала. Как это можно не помнить?

— Вот так! У неё память плохая.

— Что ж ты не сообщил, когда догадался? — зловеще спросил Маслов.

— Твои грехи покрывал, — ответил Камсков. — Твои сто процентов.

— Ты ответишь за это!

— Ага! Значит, всё-таки я?

— А кто внёс в ведомость? Кто заплатил?

— По твоему указанью!

— А ты докажи. Где свидетели?

— Свинья, вот кто ты! — раздельно сказал Камсков.

Маслов побагровел.

— А вот это уже оскорбление. На комитете. Ты за это ответишь!

— Подожди, подожди, — сказал белобрысый. — Тут следует разобраться. Тут сложное дело. Я предлагаю назначить комиссию. Вот Матвеев придёт…

— Камсков меня оскорбил! — повторил Маслов. — А в моём лице комитет!

— Ребята, позвольте высказаться мне, — начал я. — Не делайте из мухи слона. Если Арсеньева не комсомолка, если это ошибка, надо просто перестать платить за неё взносы. Сколько получил комсомол этих несуществующих взносов? Копеек двадцать, тридцать? Изымите их для порядка. Нет никакого обмана. Просто ошибка ценой в двадцать копеек. О чём тут ещё говорить?