Владимир Марченко - Последний пожар

– Вон там есть полянка, а недалеко должен быть родник.

Обследовав подъезд, отбросил в сторону две коряги, Николай сел в машину. Развернувшись, взял термос и пошёл вслед за спутницей, пытаясь угадать, где может находиться ручей. Он его услышал, поспешил. Ирина шла навстречу, загадочно улыбаясь, словно сделала великое открытие.

– Вот он, – сказала, задевая Сапожникова плечом. Николай не обратил на это внимания; его взгляд оглаживал поляну, опушку пихтового леска, взбирающуюся по каменистому склону. Суковатая одинокая берёза посередине поляны выглядела неестественно среди пихтовой молоди. Ручей извивался среди трав и кустов акации тонкой верёвкой. Он бежал среди камней, вызванивая привычную песню. Склон пологий и живописный. К нему и заторопился Сапожников, отвинчивая широкую крышку термоса.

Вода холодна и вкусна. Могла сравниться с той – из Холодного ключа, за Светлым озером. Пихтовый лесок молод и чист. Ещё не возникло буреломов, не видно гниющих старых стволов. Ручей образовывал небольшие промоины, булькал, перебираясь с камня на камень. Колька искал промоину, в которой могли быть опавшие хвоинки. Он уже налил в термос ледяной воды. Выбирал хвоинки, застрявшие в камнях. Рука замёрзла. Думал о Кате, о её странных вкусовых ощущениях. Она последние месяцы мечтательно представляла, как будет рвать яблоки, есть дыни, говорила Кольке, что даже во сне видит себя среди яблоневых деревьев, у которых белые берёзовые стволы. И вот всё ей кажется почему-то пресным и отвратительным. Николай пытается ободрить её, предлагая домашний сыр, мёд. Ему непонятно, отчего может такое случиться с человеком. Ему жалко свою милую добрую Катеньку. Нина Даниловна понимает её и сочувствует. Спокойно относится к желанию снохи, называя его почему-то святым.

Сапожников торопливо сбежал с каменистого склона к автомобилю, но Ирины в нём не оказалось. Поставил термос, закрыл распахнутый багажник. Замёрзшая кисть горела. Он приготовился ехать, но Ирины не видно. Забеспокоился. Осмотрелся. Увидел в траве след. Торопливо пошёл. У небольшого камня ручей образовал озерцо. Старое кострища. На ветках берёзы покачивались выцветшие разноцветные ленты. Вот почему она показалась ему странной. На расстеленном брезенте лежала Ирина и загорала. Рядом с ней стояла сумка, одежда. Он боялся двинуться, полагая, что женщина устала и хочет отдохнуть. Её лицо закрывала синяя клетчатая косынка. Ему казалось, что видит картину, написанную большим мастером.

На серой брезентовой палатке лежит женщина, освещённая солнцем. Звучит ручей и хор птиц, прославляют осенний день бабьего лета. Он бы мог разбудить Ирину, сказав, что пора ехать, но почему-то не делал этого. Стоит среди стеблей травы, среди цветов, не может двинуться. Минут пять он стоял очарованный. Медленно начал обходить прямоугольник брезента, стараясь не смотреть на спящую. С мягким хрустом лопались сочные стебли, брызгал сок, вспрыгивали редкие кузнечики. Помимо его воли глаза гладили лежащее тело. Отворачивался, но не мог отвернуться. Голос Ирины оказался обвалом в горах, но говорила она тихо:

– Садись. Будем обедать. Что-то устала, – потянулась к сумке. – А ты как?

– Набрал, – с трудом произнёс Сапожников, усаживаясь на краю брезента. Ирина расстелила перед ним полотенце, принялась выкладывать на него пирожки, кролиное мясо, помидоры и литровую бутылку с чем – то рубиновым. Её движение плавны и уверенны. А узкие полоски материи при этом открывали незагорелые места. Колькины глаза они слепили, он с трудом отводил их, но они, как компасная стрелка возвращались, не слушаясь.

– Здесь мы костёр жгли. А вон туда ходили целоваться с Димой. Это было в первый раз. Хлеб забыла в спешке, но есть пирожки. Что с тобой? – притворно спросила Ирина, прикладывая мягкую ладонь к его лбу. – Температура. Уж не простыл ли ты, мой Димочка. Ешь. О чём задумался? Не пойму. Ну – ка, ну – ка. – Она потянулась к его лбу и коснулась губами – Повышенная температура. Надо полечиться.

– Вроде нормально. Я воды принесу, – осевшим голосом сказал Сапожников, резко вставая. Время остановилось, а в висках стучали молоточки. «Я – не Дима, я…» Она понимала, что ему понятны её намерения. От этого становилось неловко и грустно.

– Может, выпьем немного вина. Оно слабое. Попробуй. Совсем ничего не ешь. О чём мечтает Дима младший? – Ирина прислонилась к его плечу. Он понял, что сейчас она заплачет. Эти слёзы могут сыграть непоправимую роль в дальнейшей его жизни. Он взял бутылку. Вино было отличным, с привкусом дыни, малины и смородины.

– Поставь, не пей. Я не буду, – Ирина обняла его и поцеловала дрожащими губами. – Что же я делаю? Ты не знаешь, что со мной? У меня поднялась температура. Пойду одеваться. Спасибо тебе, – женщина рассмеялась. Она резко придвинула его к себе. Они долго сидели, прижавшись, друг к другу, слушая, как тревожно стучат сердца. Он увидел в её глазах горькую усталость. Ему показалось, что это Катя смотрит на него.

– Поел? – Мы никого не будем обманывать. В первую очередь себя. Правда? Ты живи и помни. Мы не станем прятать глаз, нам нечего стыдиться и лгать. Мы честно будем смотреть всем в глаза.

– Ты очень умная, Ирина. Спасибо за экзамен.

– Мы вместе его сдавали… Я уйду от него.

На ухабах сильно подбрасывало, на поворотах Сапожникова кренило в сторону Ирины, то прижимало к дверце. Николай не смотрел на спидометр, безразлично слушал Марину Журавлёву, которая пела о своих печалях, но у него не было никаких печалей, но отчего так грустно покидать горный родник. Он представлял зелёную траву, брезент и жену брата. Эта картина должна расплыться в памяти и стать туманной и далёкой. Когда это ещё будет, а вот сейчас он всё ещё слышит, как стучит её обожженное сердце.

Белёсое облачко, напоминающее утюг, расплывалось над степью, превращаясь в кусок ваты. Настроение Николая стало странным. Он не мог сказать, грустно ему или весело. Разные мысли слоились в голове, и ни одна не была отчётливой и законченной, как тающее облако.

– А вон Митя с отцом косят, – неожиданно проговорила Ира. Вдалеке медленно шли, поднимая пыль, два красно-коричневых комбайна.

– Как ты узнала? – удивился Сапожников. Ему не хотелось никого видеть. Он приободрился, всматриваясь в идущие машины, в строчки валков.

– А нам дадите по глоточку, – улыбнулся пропылёнными губами Дмитрий, принимая сумку от жены. – Рожь в этом году, как бамбук. Больше двух метров. Меня скрывает.

– У вас вода своя, а эта не вам. Там компот в бутылке, мясо, пироги.

– Шучу, – он обнял Ирину пыльными мазутными руками, прижал к себе. – Ты права. За твоей водой я тоже скоро поеду…

– Правда? – удивилась Ирина, всматриваясь в серые глаза мужа. Пыталась понять – шутит или нет. Решился? Наглядный пример подействовал. Младший брат опередил, а он отстал.