Борис Виан - Уничтожим всех уродов. Женщинам не понять

— Досадно, — жалуется Майк, — что со мной нет ни пса, ни гранат. Я совершенно безоружен.

— Как-нибудь разберетесь, — отвечает Сигмен. — Давайте пошевеливайтесь.

— Ладно, шеф, — говорит Майк. — Пошли. Он надевает украшения, и мы устремляемся вперед, шутки ради сцепившись мизинцами. Мужики втихаря захлебываются от смеха.

Поначалу мне немного неловко от моего костюма, но ночь такая чудная… И потом, похоже, на этом странном острове всем на все наплевать Я ожидал встретить Шутца в броне, за изготовлением роботов, которые захватят Америку или что-нибудь в этом роде… И вот — ничего подобного… Скромный дипломатический приемчик у сатиров…

Мы идем по дороге, вдоль которой тянутся клумбы. Музыка слышна все отчетливей.

На неожиданном повороте я вижу, как Майк, идущий впереди меня, резко вздрагивает.

На обочине — распятый человек. Мужчина, тоже голый. Очень белокурый, совершенно бледный. Зияющая рана рассекает ему слева грудь. Он прибит к стволу стальными колышками, пронзившими его прямо в сердце.

На шее болтается табличка:

ДЕФЕКТ ВНЕШНОСТИ

Майк хватает меня за руку, даже не отдавая отчета, что сжимает очень сильно…

— Что это? — бормочет он. — Разве у него есть какой-нибудь дефект внешности?

— Ну. — говорю я. — Теперь-то я уже с ним не поменяюсь, но раньше поменялся бы без разговоров.

— Он мертв, — говорю я вдобавок.

— В самом полном смысле слова, — отвечает Майк Он, как обычно, хладнокровен, но все же несколько смущен.

— Идем дальше или возвращаемся?

— Идем дальше, — говорит Майк — А там посмотрим.

Внезапно я начинаю ощущать, что не так уж и тепло, когда на тебе ничего нет. Что это за дефект внешности такой, если его не видно? Может, это просто предлог?

Мы подошли совсем близко и стараемся идти как можно тише. Перед нами — пара, идущая навстречу… Проходит мимо…

— Хм, — Майк поражен. — Если остальные такие же, как эти двое, я понимаю, почему они убрали того приятеля.

Никогда еще мы не видели таких ослепительно красивых существ… Они даже не подняли головы, завидев нас. Просто прошли мимо, безразличные, держась за руки. Мужчина и женщина, так же легко одетые, как и мы — несколько цветочков…

— Слушайте, Майк, вы действительно думаете, что у нас есть шанс пройти незамеченными? Я чувствую себя до краев переполненным дефектами внешности. Мне кажется, я самый катастрофический случай…

— Вы — еще куда ни шло, — говорит Майк. — А вот я… — Я пристально его разглядываю. Впрочем, нет ничего такого, что можно подвергнуть критике. Разве что слишком обильный волосяной покров.

Я делюсь с ним своими соображениями.

— Ах, черт, — говорит Майк. — Если только это, может быть, пронесет… Как-никак я не собираюсь вырывать эти хорошенькие волосики ради прекрасных глаз доктора Шутца. Посмотрите налево, — заканчивает он безо всякого перехода.

Слева от меня — совершенно обескровленное тело. Длинный железный стержень пронзает горло. Голова запрокинута — металлический стебель пригвоздил ее к земле…

На шее болтается табличка с теми же зловещими словами.

— О-ля-ля, — говорю я. — Какой странный прием. Как вы думаете, их разложили здесь в нашу честь?

— Нет. Тс-с-с, — шепчет Майк.

Мы только что вышли на открытое место. Двенадцать или пятнадцать пар медленно танцуют, в то время как другие прохаживаются, приходят и уходят, смеются, пьют, курят…

Теперь нужно действовать осмотрительно.

В нескольких метрах от нас — три женщины. Они разговаривают с рассеянным видом и, похоже, выжидают, когда на них обратят внимание. Я собираю все свое нахальство и приглашаю одну на танец.

Клянусь вам, первый раз в жизни я без тени смущения танцую с женщиной, все одеяние которой состоит из обширного венка красивых цветов. К счастью, Санди Лав и мои старые подружки Берил и Мона кой-чему меня научили. И все же это не совсем то. Грудью я ощущаю напор двух круглых упругих шаров, а мои ноги приходят в соприкосновение с гладкой и свежей плотью партнерши… Я придвигаю ее чуть ближе к себе; теперь мне хочется, чтобы пластинка, если это пластинка, не останавливалась слишком рано или же остановилась немедленно.

Майк тоже танцует. Третья женщина удаляется, даже не глядя на нас.

Я подскакиваю два раза подряд, так как замечаю две совершенно идентичные фигуры. Впрочем, наш визит в клинику Сан-Пинто уже просветил меня на этот счет. Кстати, где Джеф Девэй? Что с ним сталось? Столько всего приключилось с тех пор, как я вернулся в Лос-Анджелес, что я совершенно забыл, что он дол жен был нас сопровождать.

Я в нерешительности. Нужно ли заговорить с этой женщиной?.. Но она начинает первой.

— Из какой вы серии? — бросает она мне — На вид из серии 8.

— Совершенно верно, — говорю я, довольный этой подсказкой. — А вы?

— Только лишь О, — говорит она со стыдом. — Я и не думала даже, что доктор позволит вам прийти. Ведь это праздник О.

— Я все устроил, — отвечаю я — Знаете, в одной и той же серии все так похожи друг на друга… Не хватает шарма.

— Да, — говорит она. — Доктор тщетно пытается создать разные лица — всегда есть что-то общее… Я очень рада, что разговариваю с 8.

Она изъявляет мне свое удовольствие, и я вынужден ответить тем же.

— Доктор придет позже. Уже скоро. Вы хотите, чтобы мы сразу же пошли на луг?

— Хм, — говорю я, слегка смутившись.

Чем там занимаются на лугу? Я представляю весьма смутно.

— Сегодня мы имеем право, — говорит она. — Это не опасный день.

Я начинаю понимать, о чем идет речь.

— Может, лучше поболтаем? — предлагаю я.

— О!.. — восклицает она. — Болтать… Что ж, забавная идея… Но это не очень-то интересно… Мне гораздо больше хочется заняться любовью с кем-нибудь из серии 8.

Трудно отказаться… К тому же я не могу сказать, что это мне не нравится. Помимо своей воли я уже начал доказывать обратное. Господи Иисусе! Что за день!

В танце она увлекает меня к деревьям, и в их тени мы наконец размыкаем объятия. Она хватает меня за руку и тащит за собой. Где Майк? Плевать мне, где он.

Мы катимся по густой пахучей траве. Девица до крайности возбуждена.

— Скорее, — вздыхает она. — Скорее. Умоляю вас…

Черт, если и дальше дело пойдет в таком темпе, это уже не смешно. Я начинаю входить во вкус предварительной игры и даю ей понять это. К тому же это какой-никакой, а отдых.

После трех физкультурных упражнений я вынужден заткнуть ей рот рукой, чтобы она не вопила так громко. Она извивается, словно угорь, разрезанный на три части. Слишком уж она совершенна. Ищешь неправильные черты, аномалии. Ни единого дефекта внешности. И в то же время — поразительное упорство.

— Ну давайте. Сменим место… Трава — это приятно, но растянуться на красивой шкуре… это так расслабляет. Я слишком трезва. Мне хотелось бы потерять голову.