Гилберт Адэр - Закрытая книга

— А кто же готовил и… и убирался тут, вообще занимался хозяйством?

— Я.

— Вы прямо мастер на все руки, мистер Райдер.

— Я же всю жизнь живу один. Если я чего-то не сделаю, за меня это сделать некому. По дому, я имею в виду.

— Ясно… А, Уилли, вот и ты. Я уж хотел вызывать тебя по рации. Кажется, мистер Райдер рассказал мне все, что ему известно.

— Боюсь, не очень-то много.

— А я большего и не ждал. Ну? Откопал что-нибудь стоящее?

— Может быть, и откопал, сэр. А может быть, это полная ерунда.

— Ну и что это?

— Дневник.

— Дневник?!

— Где ж ты его нашел?

— В спальне сэра Пола. В ящике комода, под грудой старых газет. Ящик был заперт, но я… гм… но мне удалось его открыть. Вообще-то я нашел там целую пачку таких же блокнотов. Однако ж этот вроде бы посвежей других. А самое-то интересное…

— Но это невозможно!

— Минуточку, мистер Райдер. Так что, говоришь, там самое интересное, сержант?

— Послушайте, инспектор, уверяю вас, никакого дневника быть не может вообще. То есть дневника, который вел бы сэр Пол. Бедняга был слеп, у него вообще не было глаз! Как он мог вести дневник?

— Что скажешь, сержант?

— Да его дневник, чего там! И имя его на обложке.

— Но он не мог писать! Для чего тогда, по-вашему, он меня нанял?

— Однако ж вот он, видите, мистер Райдер? Как и положено, исписан от руки. А почерк-то какой жуткий. Все буквы покосились в одну сторону, как… Господи, как же это называется?..

— Что?

— Когда буквы с наклоном. Знаете, в книгах бывает…

— Курсив?

— Курсив. Вот-вот, то самое слово, инспектор. Прямо кажется, что тут все сплошь написано курсивом. До последней страницы.

— Хорошо, Уилли, но где тут самое интересное? Ты ведь что-то хотел сказать, да?

— Да, хотел — что этот, вот этот самый блокнот вроде бы начинается с того, как сюда приезжает мистер Райдер.

— Правда?!

— Ага. Слушайте: «Опять хлопает оконная ставня. Что бы там ни говорили, но в доме где-то явно сквозит». Ну, дальше тут всякая… А, вот: «К тому же с минуты на минуту позвонит Райдер — во всяком случае, я очень на это надеюсь. А он уже запаздывает. Ненамного пока, но запаздывает. Мне претит людская…» Не могу разобрать следующее слово. Начинается с «п», а может, с «н».

— Бог с ним, читай дальше.

— «Кто-то удачно сказал: и у… у… пунктуальности…» Ну, правильно, пунктуальность, теперь все ясно, то слово в предыдущем предложении было «непунктуальность». «Мне претит людская непунктуальность. Кто-то удачно сказал: и у пунктуальности есть свой изъян — ее некому бывает вовремя оценить. Вот я бы как раз и оценил! Впрочем, если ехать из Лондона на машине, то немудрено, честно говоря, и припоздать, под выходные… под выходные… дороги забиты транспортом».

— Все?

— Нет, еще немножко. «Итак, мистер Райдер, вот и вы, а вот и я. Посмотрим, посмотрим, может, что и увидим». Чудно: слепой, а такими словами пользуется.

— М-м-м. Да, но при этом, хоть я его и знать никогда не знал, а все же, как ни странно, могу себе, пожалуй, представить, что он был за человек. Много еще там написано?

— Много. Видно, писал он в дневнике довольно регулярно. А вот прямо про вас, мистер Райдер. «Личность несколько бесцветная, по крайней мере при первом знакомстве, но это ничего, он… он… он…»

— Чего застрял, сержант?

— Слова написаны слитно. А, понял. «Возможно, немного оттает»… «он, возможно, немного оттает». А написано в одно слово: «возможнонемногооттает». Вот еще такое же: «вобщемицелом», четыре сцеплены в одно. Это, считай, нормально для него. Бедняга же не видел, что пишет.

— Ладно. Читай дальше.

— «Он, возможно, немного оттает, когда мы узнаем друг друга поближе. Раз неизбежно, что он будет жить здесь… гм… почтение для начала не так уж и плохо. Малый к тому же не слишком глуп, что тоже хорошо. Нет, в общем и целом, мне кажется, я сделал удачный выбор. Бог свидетель, могло бы быть куда хуже». Что ж, мистер Райдер, отзыв кисло-сладкий, но, в общем, по-моему, положительный.

— А даты при записях тоже поставлены?

— Не похоже, сэр. Постойте… Нет, и здесь не поставлена. «Теперь мне ясно: я ничему не научился, ничего не запомнил. Столько лет, и все зря. Я беспомощен, совершенно беспомощен и, если не считать Джона, один в этом мире как перст. Без зрения, без глаз, без лица и одинодинешенек… и один-одинешенек, отрезанный от мира…» Не знаю, что это за слово… «ви»… «вису…» Нет, все же, наверное, «з». «Визуально» — есть такое слово?

— Ладно, пускай будет «визуально».

— «Без зрения, без глаз, без лица и один-одинешенек, отрезанный от мира, визуально отрезанный, изгнанный из… из… монотонного однообразия… однообразия… однообразия… пульсирующей повседневной жизни этого мира. Ах, да был ли кто когда-нибудь в таком отчаянном положении? Ведь теперь для меня окружающее — это всего лишь чистый лист бумаги, чистый чистый лист»… Нет, погодите! мне кажется, это… ага… Это «чистый черный лист… чистый черный лист, с которого стремительно исчезают последние следы написанного текста. Чего бы только я не дал — мою правую руку, левую руку, ноги, нос, пальцы…» Ну, сэр, читаю уж как написано: «половой член, да все, что угодно! — за возможность еще разок взглянуть на мир!» Господи боже ты мой! Скверно же ему приходилось.

— Ладно, ладно, Уилли. Больше уважения к покойному. Там есть еще записи?

— Да, сэр. Почти весь блокнот исписан.

— Хорошо. Что ж, мистер Райдер, с вашего разрешения, эти записи мы, пожалуй, заберем с собой.

— Мне…

— Я уже говорил: а вдруг они помогут нам разгадать, что́ у него было на душе перед самым концом. Кто знает?

И я очень вам благодарен за то, что вы уделили нам столько времени. Пошли, сержант.

Пожалуйста, не беспокойтесь, провожать нас не надо. Еще раз — спасибо. Если вы нам зачем-либо понадобитесь, мы знаем, как с вами связаться. До свиданья, мистер Райдер.

— До свиданья.

Ближе к делу (фр.). — Здесь и далее примеч. пер.

конечным итогом (лат.).

Обыгрывается название работы французского критика Ролана Барта (1915–1980) «Смерть автора».

Здесь: изыск (фр.).

наедине (фр.).

грешком (фр.).

Здесь: попутно (фр.).

Эмили Пост (1873–1960) — американская писательница, автор книг и статей по этикету.

«Весна священная» (фр.).

Обыгрывается название трактата английского философа-моралиста Роберта Бёртона (1577–1640) «Анатомия меланхолии».

Точное название картины — «Купание в Аньере».

Квартал в Новом Орлеане и одноименный ночной клуб, где выступал Луи Армстронг.