Стюарт Дэвид - Налда говорила

Мы с Мэри ушли почти сразу после этого. Я сполоснул стаканы, пока она выключала телевизор и убирала карты. Когда она не смотрела в мою сторону, я поднес наши стаканы так близко друг к другу, что они даже соприкасались. А потом мы выключили свет, и я запер дверь снаружи.

Самое лучшее, что со мной случалось в жизни, произошло, когда мы вышли в темноту через главную дверь. Я открыл дверь и вышел первым, а когда Мэри вышла за мной, то сказала:

– Вы очень храбрый человек, мистер Рейнеке. Немногие люди согласились бы сделать такую фотографию, даже если бы у них была возможность.

А потом она подошла… и поцеловала меня. Поцеловала меня всего один раз, в губы. И пока я там изумленно стоял, она сказала, что утром придет в сад и расскажет мне, как провести меня в это место.

А потом ушла.

Я разделся и некоторое время лежал на кровати без сна и очень удивлялся. И еще меня переполняло счастье от того, что Мэри меня поцеловала. На самом деле я так волновался, когда думал об этом и о моей фотографии, что долго не мог уснуть. И я просто долго лежал, постукивал пальцами по щитку и обдумывал все снова и снова.

Я думал, как я бы удивился в те дни, когда Мод спускалась вниз, если бы узнал, что однажды, в один особенный день, я пойду есть вместе с Мэри и она меня поцелует. Потом я еще подумал, как я иногда сильно ненавидел сад и как хотел, чтобы моя драгоценность вышла и освободила меня.

Со временем, когда я уже очень ждал сон, а он все не приходил, я начал думать о фотографии, которую мне сделают, и не мог решить, хочу я, чтобы драгоценность была, или чтобы ее не было. Но я знал, что она на самом деле там, я даже чувствовал ее внутри. Но хотя я хотел увидеть удивленное лицо Мэри, когда она сделает эту фотографию, мне все равно немного хотелось, чтобы каким-нибудь чудом у меня в животе ничего не оказалось. И я увижу на фотографии, что я обычный человек, могу носить костюмы вместо одежды садовника и стоять на вокзале и разговаривать с другими людьми. И потом я увидел другого меня, в спортивных ботинках, как я играю во все эти игры. Но скорее всего, это я просто начал засыпать, потому что это все, что я помню, а потом уже настало утро, и я снова начал волноваться.

Этим утром, как только я начал работу, Мэри спустилась вниз по газону, с улыбкой, она вся просто светилась под солнцем. Как только она дошла до места, где я был, она сказала:

– Сегодня вечером около пяти. Все готово. – Мне хватило времени только поднять глаза и улыбнуться, как она уже шла обратно к больничным домам, а локоны ее лежали на плечах.

Я стал волноваться так сильно, как никогда не волновался до этого дня. Я волновался так сильно, что даже не очень хорошо делал свою работу, просто не мог как следует сосредоточиться. И каждый раз, когда я делал что-то не так, я не исправлял, а оставлял, чтобы доделать завтра. И я и дальше желал, чтобы скорее было уже пять часов.

Но как только прошло полдня и старый Уилл и все остальные повыходили на скамейки, мне показалось, что время остановилось, я даже подумал, что вечер сегодня никогда не наступит. Все, казалось, замедлилось так, что я начал беспокоиться, как бы чего не случилось до того, как наступит пять часов. Например, Мэри спустится вниз и скажет, что мы больше не можем взять машину. Или даже тот, кто подслушал нас, пока мы сидели в ресторане, что-то скажет, и все закончится. Какое-то время я даже крутил головой во все стороны, оглядывался через плечо, почти чувствовал, что там кто-то стоит. Но каждый раз там никого не было, и я потихоньку забыл об этом. Мало-помалу время двигалось, настало четыре часа, а потом половина пятого. А потом, когда осталось всего десять минут до пяти, около меня опять появилась Мэри, и мы, ничего не говоря, собрали инструменты и пошли вместе вверх по газону.

– Как ты себя чувствуешь? – спросила она меня, когда мы шли по дороге к дверям больницы, и я сказал, что хорошо. Хотя по правде я чувствовал в животе какое-то волнение, но не стал ей ничего об этом говорить, просто на всякий случай, чтобы не оказалось, что из-за этого нельзя взять машину или еще чего-нибудь.

– Вот и хорошо, – сказала Мэри, открывая дверь. – Нам на третий этаж, поедем на лифте.

Я никогда нигде не был, кроме первого этажа, и мне приходилось все время идти за Мэри. Мы шли по главному коридору, когда вышли из лифта и пошли через все эти повороты, иногда мы видели знаки «Рентген», которые указывали нам, куда идти.

И наконец мы туда дошли. Мэри толкнула дверь и пропустила меня вперед, в комнату, которая очень странно выглядела.

Прямо в центре комнаты стояла огромная машина. Рядом с ней был стол, на который надо было ложиться, и много всяких разных штук вокруг. А в углу комнаты было что-то вроде маленького окна, за которым пряталось что-то еще.

– Ну, вот и мы… – сказала Мэри и похлопала по большой машине, когда мы подошли к ней. – Давай я объясню тебе, как все это работает, – сказала она, – чтобы ты ничего не боялся. И тогда мы начнем.

Вот для начала она показала на большую часть, которая нависала над столом, куда мне нужно ложиться, и сказала, что это просто большая лампочка.

– Эта часть пододвигается к тому месту, которое мы хотим у тебя сфотографировать, – сказала она, – потом мы кладем под тебя пленку, включаем эту лампу, и лучи из нее проходят прямо через тебя на эту пленку. Только, – сказала она и подняла палец, – эти лучи не проходят через что-то плотное, вроде твоих костей. Или твоего брильянта. Так что все эти вещи будут видны на пленке.

Мы подошли к маленькой комнате с окошком, и Мэри сказала, что человек, который управляет камерой, работает оттуда.

– Оттуда управляют лучами, определяя, как долго и как ярко они будут светить. И все такое. А вот это включает камеру, которая делает фотографию. Ну вот, наверное, и все. Ничего страшного?

И когда я сказал, что ничего, мы подошли к главной машине, чтобы все начать.

Сначала Мэри открыла часть стола и положила внутрь квадратную коробку, она сказала, что там пленка. Потом мне надо было залезть на этот стол и лечь. Так я и сделал.

– Подними рубашку, – сказала мне Мэри, и когда я это сделал, она засмеялась. – Я совсем забыла обо всем этом, – сказала она и постучала ногтем по моему щитку. – И это тоже придется снять. – Так что я снова сел и расстегнул его, а потом Мэри положила его в шкаф, и я опять лег.

– Хорошо, – сказала она. – Ты подожди здесь, а я пойду и попрошу Фрэнсиса, чтобы он пришел и все настроил. Это будет недолго. И Фрэнсис не увидит фотографии, так что об этом не беспокойся.

Потом, прежде чем уйти, она слегка дотронулась пальцем до моего живота и рассмеялась, когда он отпрыгнул.

– Все еще как моллюск, – сказала она и вышла.

Сначала я нормально себя чувствовал, еще немного волновался и ждал, когда сделают фотографию. Но Мэри не было слишком долго, пока я там лежал, и мой живот остыл. И чем дольше Мэри не было, тем больше я волновался и тем больше хотел, чтобы она пришла быстрее.