Анна Бялко - Обман

Еще неделя ушла у меня на то, чтобы привести чертов текст в печатный вид. Я совершенно не имела никакого представления о том, в каком виде принимают в журналах рукописи, но уж, наверное, не в тетрадках в линейку. Ближайшая знакомая мне пишущая машинка стояла в школьной канцелярии, и мне потребовалась коробка конфет и куча вранья, чтобы уговорить вреднющую секретаршу допустить меня к драгоценному агрегату. И еще все окна на неделе, чтоб напечатать все это, стуча двумя пальцами по западающим клавишам и закрашивая опечатки белой мазилкой.

Но вот все мучения позади, адрес редакции вычитан в журнале на стойке у метро, и я, в своем единственном условно-приличном одеянии, с бьющимся сердцем и мятыми листочками в сумке, после уроков тащусь туда, чтобы пристроить «творение».

Редакция размещалась в здоровенном серо-стеклянном здании на умеренной окраине Москвы. Кроме нее в том же здании находилось, наверное, еще полсотни разнообразнейших контор, фирм и лавочек, а порядка в расположении не было никакого, не говоря уж об указателях. Я просто взмокла, носясь по бесконечным коридорам и лестницам. Спрашивать кого-либо было бесполезно. Все, начиная с охранника на входе, скрупулезно записавшего мои паспортные данные в здоровенную амбарную книгу, давали мне какие-то абсолютно разноречивые указания, которые к тому же оказывались неверными. В общем, когда я нашла, наконец, нужную дверь, я была так счастлива, что почти забыла, зачем я, собственно, сюда пришла.

Но мне быстро напомнили. Редакционная приемная оказалась большой комнатой с окнами во всю стену, несколькими выгороженными кабинками, в которых кто-то шуршал и переговаривался, и блестящим секретарским столом, на котором громоздилось несколько телефонов, высились какие-то папки и мерцал экраном компьютер. За столом сидела стильно подстриженная, ярко накрашенная и модно – насколько я могла оценить – одетая девица лет двадцати пяти.

– Вы к кому? – сурово спросила она меня.

– Знаете, – неуверенно начала я, – я тут написала статью...

– На тему? – с сомнением приподняла бровь девица.

– Это не скажешь в двух словах... В общем, если кратко... Наверное, влияние византийских нравов на современную высокую моду... – я сбилась и замялась.

У девицы обе брови поднялись так высоко, что совсем скрылись под лаковой челкой. В общем-то я, наверное, могла ее понять. Приходит тут сомнительного вида тетка, одетая чуть лучше бомжа, и несет что-то про современную моду. Да еще Византия с ее нравами... Зря я связалась.

– Не актуально, – подтвердила мои сомнения пришедшая в себя девица. – И потом, мы не берем сейчас статьи, у нас портфель полон.

Наверное, на этом можно было попрощаться и уйти, но я зачем-то полезла в сумку, вытащила, как дура, свои мятые листики и сделала пару шагов к ее столу.

– Может быть, вы все же посмотрите... Ну, не сейчас, так на будущее... Вообще-то это подходит?

Девица бросила косой взгляд на мои листки.

– Да вы что, на этом... как его... ротапринте печатали?

– На машинке.

– Мы в таком виде вообще не берем. У нас только компьютерная верстка. Все статьи должны быть набраны на дискету. Это в крайнем случае. А так – по электронной почте.

– Но если у меня нет компьютера...

Ответом мне был только презрительный взгляд. Ладно, надо уходить. Дура, что приперлась. Самое смешное, что дома у меня был отличный компьютер, и почта, и все, что угодно... Знать бы, когда...

Наверное, от расстройства я шагнула, не глядя, за дверь и почти столкнулась с вбегающим в редакцию плотным мужиком. Он довольно сильно задел меня по плечу. От неожиданности и боли я взвыла.

– Простите, я вас не видел. Вы сами должны были... Арина?

Честно говоря, я не сразу догадалась, что он имеет в виду меня. Вот что значит вжиться в образ. Озарение наступило, наверное, спустя минуту, в течение которой мужик радостно подпрыгивал вокруг меня, тряся за ушибленное плечо.

– Господи, Арина! И правда ты! Здорово! Какими судьбами?

И тут я его наконец узнала. Петя, мой бывший однокурсник, одногруппник и старый приятель. Один из немногих мальчиков, учившихся в нашем бабьем царстве. Кутила и весельчак, вечный организатор каких-то пьянок, гулянок, капустников и сабантуев. Кажется, он пытался за мной ухаживать. Я не помню деталей, но ревнивый в то время Валька, во всяком случае, его терпеть не мог. На нашей свадьбе, помнится, Петя был чуть ли не тамадой и сперва кричал «Горько» активнее всех, а потом быстро напился и плакал в углу, приговаривая что-то о своей теперь навеки печальной и разбитой судьбе.

Петя отвлек меня от воспоминаний своими прыжками.

– Слушай, поверить не могу! Действительно ты. Совсем не изменилась, все такая же стройная. Я-то, как видишь... Пойдем, я тебе кофе налью, потреплемся. Нет, это здорово, что я решил сегодня зайти, с утра не собирался. А ты чего здесь?

– Да я вот статейку написала, думала...

– Ты? Статью? Классно! Наконец-то за ум взялась! Ты еще в институте классно писала, я помню. Ну-ка, покажи...

Петя выхватил у меня злосчастные листики, развернул и воткнулся в них носом. В то же время он загадочным образом вслепую пробирался по редакционной комнате, лавируя между столами и волоча меня за собой. Потревоженные сотрудники, как вспугнутые птицы, приветственно чирикали.

Наконец мы оказались в небольшом, но совершенно отдельном кабинетике. Петя, не отрываясь от моих листков, одной рукой стянул с себя кожаную куртку, метнул ее на вешалку у двери, где она послушно повисла на крюке, пихнул меня в диванчик, стоящий у стены, сам плюхнулся в вертящееся кресло, поднял трубку одного из телефонов, гавкнул в нее: «Ирочка, кофе. Два», вытащил откуда-то из кармана зазвонивший мобильник, посмотрел на номер, но отвечать не стал. Бросил наконец мои листки на стол, потер рукой лоб и сказал:

– Здорово.

Я, ошарашенная, молчала. Петя пошуршал бумажками на столе, заглянул в какой-то ежедневник, что-то там подчеркнул и повторил:

– Аринка, правда здорово. Я возьму. В следующий номер нет, а вот через один поставлю. Там у меня как раз дырка была, неважно. В общем, пойдет.

Тут до меня начало, наконец, что-то доходить. Слабым голосом я спросила:

– Петь, погоди, а ты тут кто?

Он взглянул на меня исподлобья и фыркнул:

– Ну ты, мать, даешь! Ты что, не знала, что ли? – и заржал. – А чего тогда пришла? Нет, ты что, правда не знала? Ну дела!

Оказалось, Петруша был главным редактором того самого глянцевого журнала, который я, один из немногих, жаловала в своей прошлой жизни за некоторое изящество и легкую интеллигентность. Потому, собственно, и заявилась именно в него. А титры я, понятное дело, никогда читать не удосуживалась.

И, между прочим, очень даже суровым редактором. Когда через пять минут та самая девица из приемной принесла нам кофе в изящных чашечках, Петя всучил ей мои листки и строго велел: