Стив Сем-Сандберг - Отдайте мне ваших детей!

Тноим (ивр.) — брачный контракт, письменное соглашение при помолвке; это слово в гетто означало сообщение о высылке, которые рассылали «нежелательным» жителям гетто.

Трейф (ид.) — некошерная еда, отбросы.

Тфилин (ивр.) — молельные ремешки; собственно — маленькие (кубической формы) кожаные коробочки, которые прикрепляются на руку и на голову (лоб) при молитве.

Ханука — еврейский зимний праздник; отмечается в память об очищении и обновлении Иерусалимского храма.

Хашомер-Хацаир (Ха-щомер ха-цаир) — сионистская молодежная организация с марксистским уклоном.

Хахшара (ид., мн. ч. хахшарот ) — сельскохозяйственная коммуна для молодежи, собирающейся на поселение в Палестину.

Цадик (ид., мн. ч. цадиким ) — святой, т. е. праведный человек, духовный лидер; цадика — дочь такого святого человека.

Цетл (ид.) — список, листок бумаги.

Ципер (ид.) — карманник, воришка.

Чолнт (ид.) — еврейское блюдо из картофеля, бобов и мяса.

Шомер (ивр.) — страж; избавитель.

Шомрим (ивр.) — член сионистской молодежной организации «Хашомер-Хацаир» (=спаситель, страж); большая часть членов этой молодежной организации были сионистами отчетливо нерелигиозного, марксистского характера.

Шофар (ид.) — рог, который используется во время религиозных торжеств, напр., во время празднования еврейского Нового года, Рош-Хашана, и при выходе из синагоги в Судный день; выражение «Ivan blust shoifer» означает, что кто-то посторонний (первоначально русские, ныне — немецкие властьимущие) распоряжаются еврейской собственностью.

Шофет (ивр., ид.) — судья.

Штетль (ид., мн. ч. штетлех ) — село или небольшой город с еврейским населением.

Штраймл (ид.) — еврейская меховая шапка.

Юденрат — (нем. Judenrat — «еврейский совет») — еврейский административный орган самоуправления, который по инициативе немецких оккупационных властей в 1939 году создан при генерал-губернаторстве Польши (нем. Generalgouvernement für die besetzten polnischen Gebiete ) в каждом еврейском гетто.

Некоторые действующие лица этой книги исчезли из дальнейшей истории, поскольку в августе 1944 года из гетто депортировали всех жителей и гетто Лодзи было ликвидировано. Но есть и исключения. Одно из них — Давид Гертлер, который играет определенную роль в основном в третьей части романа. Хотя современники наделяли Гертлера почти мистической способностью к выживанию, считалось, что после высылки из гетто в июле 1943-го он был убит нацистами. Однако Гертлер пережил и допрос и последовавший за допросом концлагерь. В 1961 году он появляется в Ганновере, чтобы свидетельствовать на судебном процессе против Гюнтера Фукса. Фукс руководил отделом полиции безопасности, занимавшимся так называемым «еврейским вопросом» в гетто, организованном немцами в Лицманштадте. Именно на Фуксе лежит ответственность за массовые убийства в январе 1942 года, а также за так называемую акцию «szpera», которая проводилась в сентябре того же года и имела столь катастрофические для населения гетто последствия.

Однако, свидетельствуя против Фукса, Гертлер рисует картину происходившего в те драматические дни, которая несколько отличается от известной ранее.

Он, например, заявляет, что Румковский, произнеся свою речь 4 сентября 1942 года — в которой он сообщал жителям гетто о решении нацистов депортировать всех детей младше десяти лет, — в последний миг заколебался. По Гертлеру, Румковский после выступления лично явился к Фуксу, чтобы сообщить, что не в состоянии исполнить приказ, а потом отступил в тень и вообще нигде не показывался все десять дней, в течение которых действовал комендантский час. В эти десять дней «szper’ы» именно на долю Давида Гертлера выпала задача смягчить последствия решения нацистов и в «критический для гетто момент» спасти как можно больше жизней:

«Я снесся с Фуксом и Бибовым [sic!], чтобы попытаться договориться с ними о возможности выкупить детей. Бибова я еще раньше посвятил в свои планы, потому что иначе он мог бы начать чинить мне препятствия. За саму сделку отвечало гестапо и, следовательно, Фукс. Таким образом мне удалось, от имени имеющих деньги жителей гетто, выкупить большое число детей. Поскольку гестапо, а также Бибов практически ели из моих рук, некоторые члены администрации даже согласились отпустить детей, не беря за это плату. Так, общее количество отправленных в транспортах /из гетто/ составило 12 300 или 12 700, вместо первоначально запланированных 20 000…»

Независимо от того, какое значение было придано этому свидетельству, — Гертлер, разумеется, в первую очередь стремился обелить собственную репутацию, — оно представило Румковского-человека в другом свете, дало о нем иное представление по сравнению с бытовавшим ранее. (Благодаря историкам вроде Исайи Трунка, например.)

В рассказах большинства свидетелей, переживших Румковского (а таких, несмотря ни на что, довольно много), он предстает бессовестным карьеристом и коллаборационистом, готовым исполнять приказы нацистов любой ценой. И все же наступил момент, когда Мордехаю Хаиму Румковскому пришлось отвести глаза и сказать «нет». Это ключевой момент романа. Что же потребовалось, чтобы глава гетто ослушался хозяев? Почему он это сделал? И какую цену пришлось ему заплатить за свое (как все еще — и в этом кроется некоторый парадокс — говорит Гертлер) безответственное малодушие?

В общих чертах и с известными дополнениями действие этого романа соотнесено с информацией из «Хроники гетто».

«Хроника гетто» — документ из чуть более 3000 страниц, составленный работниками архива. Архив подчинялся созданному Румковским весной 1940 года Statistisches Abteilung, отделению, которое впоследствии включило в себя отдел по учету населения ( Melderbüro или Meldeamt ). В течение года отделение разрослось; весной 1944 года там работали 44 служащих, 1 директор, 23 секретаря и конторских служащих, 12 художников и графиков, 4 фотографа и 4 разнорабочих (sonstige), как заявлено в докладе, тогда же опубликованном «Хроникой».

Задачи отдела статистики были четко определены с самого начала: частично отдел должен был поставлять «государственной уголовной полиции и заинтересованным инстанциям в составе администрации гетто ежедневную информацию, касающуюся здоровья жителей (включая случаи рождения и смерти), а также проводить исследования демографического характера, информировать о фабричной продукции и о возможных требованиях со стороны старосты евреев». Кроме того, отдел должен был «составлять краткие обзоры статистических данных для других отделов, печатать наглядные изображения статистического материала и фотомонтаж в целях обучения или пропаганды, а также […] изготовлять и собирать изобразительные материалы для архивирования и разных практических целей».