Сири Хустведт - Что я любил

После того как весь дом погрузился в сон, я еще долго ворочался, прислушиваясь к звукам снаружи. "И в то же время сердце у него доброе". Я вспомнил, как Билл, говоря эти слова о своем сыне, стоял у окна ко мне спиной и смотрел вниз, на Бауэри. Я до сих считаю, что он верил в то, что говорил, но за много лет до нашего разговора он сам придумал сказку и назвал ее "Подменыш". Он сам рассказал историю о подмене. Я вспоминал украденного ведьмой ребенка, лежащего в стеклянном гробу, и думал, что Билл знал. Где-то глубоко внутри он все равно знал.

Утром Марк и Артур Геллер отправились в полицию. На следующий день Тедди Джайлз был арестован за убийство Рафаэля Эрнандеса, и до суда ему предстояло находиться в тюрьме на Рикерс-Айленд без права выхода под залог. Можно было предположить, что эффектное появление свидетеля позволит поставить в этом деле точку, но не тут — то было. Марк видел только выпачканного кровью Джайлза и труп Рафаэля, но самого убийства он не видел. Окружному прокурору этого было мало. Суд должен иметь дело с фактами, а вот фактов-то, считай, и не было. Одна говорильня: сплетни, слухи и, наконец, слова Марка. Труп тоже улик не добавил, поскольку его обнаружили в расчлененном состоянии и после нескольких месяцев пребывания под водой от костей, полусгнивших тканей и зубов мало что осталось. Полиции лишь удалось установить личность потерпевшего. Звали его действительно Рафаэль Эрнандес, я читал об этом в газетах, но родом он был не из Мексики, и Джайлз его не покупал. Когда мальчику было четыре года, его бросили наркоманы-родители. Они с младшей сестрой остались вдвоем. Девочка умерла от СПИДа, не прожив и двух лет. Рафаэль сменил несколько приемных семей и, сбежав из третьей, обитавшей где-то в Бронксе, начал шататься по клубам. Там он и познакомился с Джайлзом. К тому времени Рафаэль уже занимался проституцией, приторговывал экстази и в свои тринадцать лет очень неплохо зарабатывал. В остальном это был полный ноль, ноль без палочки.

Арест Джайлза в корне изменил отношение к его творчеству. То, что раньше расценивалось как интеллектуальный комментарий на тему ужасов как жанра, теперь стало смахивать на садистские фантазии убийцы. Известная обособленность культурного пространства Нью-Йорка зачастую приводила к тому, что в примитивной работе ни с того ни с сего усматривали многоплановость, в тупости — интеллект, в погоне за сенсацией — бунтарство. Все зависело лишь от того, как такое искусство "позиционировать". Тедди Джайлз успел пробиться в знаменитости, пусть даже не первого ряда, он был обласкан критиками и коллекционерами, и у представителей мира искусства, в котором он пробыл так недолго, его новый статус, статус злодея убийцы, в равной степени вызывал замешательство и жгучий интерес. Почти целый месяц после его ареста в журналах, газетах и даже теленовостях бесконечно муссировалась тема "творца — убийцы". Ларри Файндер публично заявил, что по американским законам человека можно признать виновным только после суда, но в случае, если вина его все-таки будет доказана, то он, Ларри Файндер, во всеуслышание выразит возмущение поступками своего клиента и никогда больше не будет его выставлять.

Тем временем цены на Джайлза росли, и дела Файндера шли в гору. Теперь покупатели стремились приобрести работы, потому что в них воспроизводилась реальность, хотя Джайлз, беспрепятственно дававший интервью в стенах тюрьмы Рикерс-Айленд, утверждал прямо противоположное. В интервью для журнала "ОСИ" все случившееся прямо называлось мистификацией. Дескать, он, желая позабавить друзей, инсценировал у себя дома сцену убийства, воспользовавшись для этого жидкостью, похожей на кровь, и пластмассовым двойником Рафаэля — сам-то он прекрасно знал, что Рафаэля в тот момент в Нью-Йорке нет, потому что он поехал к тетке в Калифорнию. Вот Джайлз и решил сделать этот отъезд частью хитроумного "арт-розыгрыша". Да, Рафаэль Эрнандес действительно был убит, но Джайлз тут ни при чем. В качестве доказательства своей невиновности он упоминал о "мастерах", которые были в курсе его планов. Может, кто-то из них и совершил это убийство, а на него просто "повесили всех собак"? Судя по всему, Джайлз прекрасно знал, что версия обвинения основывается на показаниях некоего безымянного друга, который в тот день приходил к нему и что-то увидел, заглянув в дверь квартиры. Откуда же у этого друга такая уверенность в том, что и кровь на одежде, и труп на полу — настоящие? Пикантность ситуации была в том, что в квартире Джайлза действительно мог находиться труп-манекен. Пьер Ланж заявил журналистам, что за несколько дней до того, как Рафаэль исчез, он действительно изготовил из пластмассы его двойника. Джайлз, как всегда, лично обговорил с ним характер увечий на теле, а потом мастер дополнительно изучал фотоснимки, сделанные в моргах или на местах происшествий, чтобы добиться максимального правдоподобия. Муляжи, как всегда, были внутри полыми. Для пущего эффекта иногда можно было добавить кровь или искореженные внутренние органы, но ни костями, ни мышцами, ни тканями он не занимался. Как следовало из статьи, труп-манекен находился в распоряжении полиции.

Следствие тянулось долгих восемь месяцев. Марк обитал где-то "у ребят", то есть у девочки по имени Аня, которую ни я, ни Вайолет ни разу не видели. Вайолет регулярно беседовала с Артуром Геллером по телефону, и он с достаточной уверенностью обещал, что после показаний Марка в суде Джайлз будет осужден. С Марком она говорила не чаще раза в неделю, тоже по телефону, но, по ее словам, получалось натужно и вымученно.

— Я не верю ни единому его слову. Иногда я спрашиваю себя, зачем я вообще с ним разговариваю.

По вечерам, когда мы беседовали, она смотрела в окно, потом вдруг замолкала с недоверчиво приоткрытыми губами. Она больше не плакала. Она словно застыла от ужаса. Временами она вдруг замирала, становясь неподвижной, как статуя, а в другие дни, напротив, металась, вскакивая и вскрикивая от малейшего шороха. Потом, придя в себя, начинала тереть себе руки от запястий до плеч, словно ей было очень холодно. В такие вечера Вайолет просила меня не уходить, и я ночевал на диване в гостиной, сунув под голову подушку Билла и укрывшись одеялом с кровати Марка.

Чувствовал ли я тогда то же самое, что Вайолет? Не знаю. Этот подспудный страх — не чувство, а скорее какой-то неоформленный сгусток ощущений (как, впрочем, любая эмоция), и описать его словами возможно далеко не всегда. Но это внутреннее состояние мгновенно перекидывается на все, что нас окружает, и мне постоянно казалось, что и моя квартира, и комнаты Вайолет, и улицы за окнами, и самый воздух, которым мы дышим, таят в себе смутную угрозу и кольцо сжимается со всех сторон. Марк мерещился мне на улицах. Сердце начинало бешено колотиться, пока я не понимал, что по Грин-стрит идет абсолютно незнакомый высокий темноволосый парень в штанах-трубах. При этом я не чувствовал, что мне грозит какая-то опасность со стороны Марка. Паника была связана не с ним и даже не с Джайлзом. Дело тут было не в какой-то одной отдельной личности. Эту опасность нельзя было ухватить, она постоянно меняла обличье и расползалась все шире и шире. Бояться такой мути мог только сумасшедший вроде Дана с его неустойчивой психикой, когда приступ паранойи превращает простое похлопывание по плечу в попытку покушения. Однако безумие — это вопрос меры и степени. Кто из нас так или иначе не попадался на эту удочку? Кому незнакомо это коварное напряжение и соблазн срыва? Но я тогда и не думал заигрывать с сумасшествием. Страх, сжимавший мне горло, был абсурден, и я прекрасно отдавал себе в этом отчет, но ведь я также знал, что причина моих страхов лежит вне доводов разума и абсурд может обернуться реальностью.