Федор Московцев - Конвеер

– … я собираю народ – завтра акция на Исаакиевской площади… айда с нами! Что делать? Метелить чурок! Это весело, модно и спортивно! Что, не желаешь марать руки? Вот такие мы нежные! Ну а с пацанами будешь делиться доходами с сайта? Отсыпешь немного налика?

Андрей молча слушал, поправляя одежду – рубашку, галстук, отряхивая штанины, исподволь разглядывая окруживших его парней. Выглядят самым обычным образом, но по выражению лица и по взглядам видно, что вскормлены волками. Да, это явно не менеджерье, такие завалят и фамилию не спросят.

– Присваивать право на высоту – не значит парить в ней, – недовольно буркнул он, услышав предъявы за сайт. Штрум, делая вид, что не расслышал, бойко продолжал:

– …слушай, зачем тебе Блайвас? Он же понторез и кидала. Я это вижу, ты это видишь… даже вонючие дворовые собаки это видят. А его разводилово с чеченскими деньгами – это же мухлёж африканского пошиба, как ты повёлся, я вообще не понимаю. Что? Ты не понимаешь в чём дело?! Никто не угрожал тебе – всё это выдумки с чеченской угрозой. Лечи Вайнах не хотел брать досрочно 280 тонн – Винц навязал ему и вытряс за это скидку 10 %. А Блайвас с тебя взял по полной 280 тонн да ещё три штуки сверху – которые ты ему сам навязал.

Андрей сделал равнодушное лицо:

– Слушай, Вить… не знаю, чего ты добиваешься… я познакомился с Блайвасом намного раньше, чем с тобой… у нас свои отношения… поэтому предпочёл бы продолжить этот разговор в его присутствии.

Штрум переглянулся со своими товарищами. Те одобрительно закивали, им пришелся по душе этот интеллигентный прогон. Определенно, этот сабж может обосновать свои взгляды как словесно, так и мануально.

Андрей задумчиво продолжил:

– Что касается завтрашней акции… в общем-то идея мочить чурок мне близка… «Убивать чурок – весело и модно» – я вырос на этой идее, она много лет жила во мне, как детская считалочка… но насчет завтра – не могу, у меня сложное положение.

Штрум сказал:

– Но ты по крайней мере подумай. От Блайваса одна только польза: что он нас с тобой познакомил. Он теперь не нужен ни тебе, ни мне. А мы с тобой, собравшись вместе, сможем много. Мы конкретные люди – люди действия! Ну что, когда я услышу твой звонок – чтобы конкретно обсудить моё предложение?

– Говорю же: у меня сейчас проблемы.

Штрум скептически посмотрел на костюм Андрея, на его машину.

– Хм… всем бы такие проблемы.

– Ну если я передвигаюсь на Вольво, это не значит, что у меня не провисают дела и мне ничего не угрожает, – с достоинством сказал Андрей.

Штрум подал руку:

– Но что у тебя «провисает», то у других вообще не валялось. Ладно! Удачи и лохов побогаче!

Андрей выждал, пока «девятка» с реальными пацанами на борту тронется, и только потом стал заводить машину. Он посмотрел вслед удалявшейся «девятке», водитель которой, игнорируя сразу несколько дорожных знаков, выехал на встречную полосу, чтобы объехать пробку. Андрей подумал в этот момент, что находящиеся в «девятке» лихие ребята делают сейчас завершающий шаг, который завтра приведёт их на Исаакиевскую площадь, вокруг которой все улицы и переулки помечены для них одним путевым знаком – к могиле.

Андрей невольно почувствовал зависть к командиру Фольксштурма – как к профи, который убивает людей гораздо профессиональнее, чем хозяин Совинкома и исполнительный директор Экссона ведёт свои дела. При всей симпатии, внезапно возникшей к Штруму, Андрей ничем не мог ему помочь. И даже намекнуть не мог – в таком случае пропал бы сам. Командир Фольксштурма был обречён, его могло спасти только чудо. Что же касается сотрудничества с ним – чтож, придётся обойтись без него. Судьба может быть жестокой.

Начальник Управления УВД генерал Цыплаков принял у себя своего заместителя, полковника Зайцева, а также майора Пышного, начальника 5-го отдела Управления по борьбе с экстремизмом, и уполномоченного по правам человека по Северо-Западному региону Наталью Мерзлякову.

После приветственных слов и обмена дежурными любезностями генерал поинтересовался у правозащитницы:

– Как поживает корпорация добра – правозащита, элита человечества и галактики? Ожидается ли введение новых вечных общечеловеческих ценностей, кроме доллара?

Она ему ответила в тон, после чего начальник УВД милостиво позволил даме высказаться первой. И она воодушевленно начала:

– Совестливо и гадливо на душе, господин генерал. Тоталитарные режимы угнетают свободных людей, и ярким примером этого угнетения служит преследование Андрея Разгона, тихого и застенчивого интеллигента, а также незаконная конфискация его товара. Ложные обвинения в его адрес повергли в шок всех приличных людей, а также демократических журналистов. Мимо этого, демократическая общественность недоумевает, на каком основании задержано пять членов правозащитной организации Фольксштурм…

Тут правозащитница раскрыла блокнот и прочитала имена и фамилии находившихся в СИЗО участников преступной бригады. Генерал Цыплаков изумлённо уставился на своего зама, мол, что за ахинею она тут несёт!? Не хватало ещё, чобы меня тут учили жить какие-то меньшинства, феминистки, геи и всякие правдолюбы. Заместитель махнул рукой: всё в порядке, так надо. И Цыплаков изобразил предельное понимание и участие:

– Мы непременно разберёмся и отреагируем на ваш сигнал!

Правозащитница продолжила, и боль в её голосе сквозила самая настоящая:

– Арест участников группы Фольксштурм – это чекистский террор, возрождение традиций ОГПУ и Гестапо. Я хочу, чтобы вы поверили в их душевную чистоту, в благородство их побуждений. Сейчас в нынешней тревожной ситуации на кону наша способность говорить друг с другом, обсуждать проблемы таким образом, когда все собеседники опираются на здравый смысл и честно проверяют факты. Способность воспринимать реальность – необходимое условие самоконтроля. Отрицание ведёт в тупик. Отсутствие элементарных правовых норм ухудшается ещё тем, что рядовые работники милицейского ведомства отличаются чудовищной некультурностью и смешивают свои функции с функциями некоего юридического палача.

Цыплаков раскачивался в своём кресле. Незаметно от правозащитницы он нажал на кнопку диктофона – записать её речь, чтобы впоследствии применить замысловатые речевые обороты уже в своих выступлениях. Он кивнул своему заместителю, чтобы тот держал ответ. Зайцев вступил в разговор:

– Вы дали страшную аттестацию тоталитарному режиму. Управление по борьбе с экстремизмом прекратит всяческое преследование господина Разгона, вернёт ему ошибочно изъятый товар. Что касается правозащитников из Фольксштурма…

Тут он посмотрел на своего начальника. Цыплаков расслабленно промурлыкал: