Андраш Беркеши - Стать человеком

— Она по крайней мере хороша собой?

— Мне кажется, что очень.

Не дожидаясь конца ужина, Доци распрощался. Как только он вышел, сразу же заговорил Варьяш:

— Послушай, Жока...

— Слушаю, папа.

— Я тебя в последний раз предупреждаю, чтобы ты в присутствии посторонних не пыталась меня воспитывать.

— А я тебя и не воспитываю, — возразила Жока. — Но согласись, папа, разве не странно, что твой сын лежит в больнице, а ты даже не спросишь, как он себя чувствует.

— Мне известно, что с ним, — проговорил Варьяш. — Но нечто подобное случалось и с другими, так что нечего бить тревогу раньше времени.

Жока не сказала ни слова, лишь молча отставила от себя тарелку.

Миклош попытался примирить отца с дочерью:

— Жока ведь не знала, что вы разговаривали с командиром полка.

— Это не меняет дела, — недовольно бросил Варьяш. — Она слишком молода, чтобы учить меня.

— Как бы молода я ни была, к моему мнению стоило бы прислушаться, — тихо проговорила девушка. — Будь добр, дай ключ от номера: я хочу уехать...

— Никуда ты одна не поедешь! — оборвал ее отец. — Мы уедем отсюда вместе. — В такие моменты Варьяшу надо было дать высказаться, иначе ярость захлестывала его. — Теперь я тебя поучу, как нужно себя вести. Ты, как я погляжу, до сих пор не усвоила, чем обязана отцу...

— Оставь счет, — перебила его дочь, — я сама его оплачу, а то я и в самом деле не знаю, чем обязана тебе. Впрочем, думаю, я должна тебе не так уж много. Вообще-то я давно собираюсь уйти из дома...

— В таком случае тебе действительно лучше пойти в номер, — сказал Варьяш и, вынув ключ из кармана, положил его на стол.

Жока поднялась.

— Подожди, я провожу тебя, — предложил ей Миклош. — Прошу прощения, товарищ Варьяш.

Когда они вместе с Жокой вышли в коридор, он спросил у девушки:

— Слушай, чего ты к нему все время придираешься?

— Если хочешь знать, я его терпеть не могу...

— Не надо так говорить и, ради бога, не плачь... — Он взял девушку под руку, но она оттолкнула его. — Ты что, и на меня сердишься? Но я-то ни в чем не виноват.

У дверей они остановились.

— Прости меня, — со слезами в голосе проговорила Жока. — Я просто дура набитая, к тому же очень боюсь за Банди.

— Успокойся, все обойдется. Завтра встретимся. Но завтра же мне обязательно нужно вернуться в Пешт.

— Мы здесь не задержимся. Встретимся, тогда и обговорим все. Сервус! — Поцеловав Миклоша в щеку, она ушла в свой номер.

— Ну как, утешили? — поинтересовался Варьяш, когда Лонтаи вернулся к столу и наполнил бокалы вином.

— К сожалению, из меня плохой утешитель, — объяснил Миклош, — а в такой ситуации вообще трудно утешать. Ваше здоровье!

— Как давно вы знакомы с моей дочерью? — спросил Варьяш, ставя пустой бокал на стол. — А хорошее вино это «Монастырское»!

— Неплохое. Мы знакомы немногим более полутора лет.

— У Жоки несносный характер...

— Обычный. А без характера человеку грош цена. Откровенно говоря, отец, у которого есть такая дочь, как Жока, должен чувствовать себя счастливым.

— Я вижу, вы знаете мою дочь только с хорошей стороны, хотя это и понятно. Но, дорогой мой, запомните, женщину по-настоящему узнаешь только тогда, когда долго живешь с ней. Скажите, товарищ подполковник, каковы ваши намерения относительно моей дочери?

— Как вас понимать?

— Вы намерены на ней жениться?

— Об этом мы пока не говорили, но вполне возможно, что дело дойдет до женитьбы. А если мы решим пожениться, товарищ Варьяш, что вы на это скажете?

Прежде чем ответить, Варьяш снова наполнил бокалы вином.

— За ваше здоровье! — дипломатично предложил он.

Они выпили.

Миклош посмотрел на бокал и спросил:

— Это все, что вы мне можете сказать?

Варьяш подался чуточку вперед, отчего пряди волос упали ему на лоб. Он откинул их назад и, сощурив глаза, несколько мгновений всматривался в подполковника.

— Жока уже взрослая, — начал он после долгого молчания, — следовательно, может самостоятельно выбрать себе мужа: ей с ним жить, а не мне. Если она остановит свой выбор на вас, я ей, разумеется, мешать не стану. Но, между нами говоря, Мне бы не хотелось, чтобы ее муж был военным. Не поймите меня превратно, я не имею ничего против вас лично, тем более что я вас совсем не знаю. Просто мне не очень нравятся люди, которые выбрали военную службу своей профессией.

— Почему же?

— До сих пор мне Казалось, что профессию военного выбирают для себя люди, имеющие какой-то изъян.

— Я вас что-то не понимаю.

— Чего уж тут непонятного! Люди, связавшие свою жизнь с вооруженными силами, руководствуются одной идеей — разрушение и уничтожение людей, Правда, эту идею они стараются завуалировать красивыми сливами. Инженер потому и является инженером, что он что-то планирует, изобретает, образно говоря, из ничего создает нечто, врач лечит людей и так далее. Короче говоря, представитель любой мирной профессии что-то создает ради жизни на земле. Мост Эржебет для большинства людей объект эстетического наслаждения и одновременно полезное сооружение, имеющее важное народнохозяйственное значение.

— А для военных?

— Для вас он объект, подлежащий уничтожению. Вольно или невольно вы ищете точки, куда бы можно было подложить взрывчатку, чтобы в кратчайший срок взорвать его. Я мог бы привести и другие примеры. На географическую карту страны вы смотрите как на театр военных действий, а холмы, горы, леса оцениваете как объекты, которые можно использовать в предстоящем бою. Такой образ мышления, само собой разумеется, влияет на человека. Усугубляет это влияние и власть, которая вам дана. Право отдавать приказы, применять власть по отношению к тем, кто отказывается эти приказы выполнять или выполняет их плохо, так или иначе порождает в солдате веру в собственную непогрешимость.

А как ведут себя военные в семье? Возьмем, к примеру, командира роты, под началом которого числится добрая сотня людей и который на службе не потерпит от них малейшего возражения. Разве дома он позволит жене сделать что-либо по-своему? Вряд ли. Те, кто знаком близко с жизнью офицерских семей, в восторг от этого не пришли. Конфиденциально могу сообщить, товарищ подполковник, что большая часть офицеров — люди невысокой культуры. Оно и понятно, ведь искусство уничтожения людей противостоит общечеловеческой культуре, идее гуманизма. Поэтому-то для военных средствами развлечения, как и прежде, остаются водка, карты и женщины. Условия в армии жесткие, не то что на гражданке, поэтому молодые люди порой с неприязнью относятся к военной службе...

Все время, пока писатель говорил, Миклош ни разу не попытался перебить его, и это еще больше раззадорило Варьяша.

— Несколько лет назад у меня вдруг появилось сильное желание написать роман об армейской жизни. Я углубился в изучение темы, но вскоре отказался от своего намерения. Отказался потому, что не смог набрать необходимого количества позитивного материала. Не мог же я писать о том, как примитивны жены офицеров, что они так же, как солдаты-новобранцы, находятся под пятой у своих мужей, что большинство этих мужей не так уж далеко ушли от них. Разумеется, положение несколько изменилось бы, если бы состав офицерского корпуса нашей армии качественно улучшился, но, к сожалению, надежды на это мало, так как в офицерские училища идут только те юноши, которым не удалось поступить в институты, так называемые середнячки или просто слабачки. А спустя несколько лет эти молодые люди, став офицерами, начнут командовать призывниками, многие из которых отлично закончили гимназию или техникум. Думаю, не нужно доказывать, что все они после демобилизации захотят стать инженерами, врачами, экономистами, учеными, но только не военными. Об этом можно было бы говорить очень долго, но, полагаю, это ни к чему. Надеюсь, теперь вам ясно, почему я не очень обрадуюсь, если Жока станет женой офицера.