Индия Найт - Моя жизнь на тарелке

Чему мне, собственно, завидовать? Квартира Тамсин, повторяю, похожа на объемистую коробку. Мы же обитаем в собственном доме с четырьмя спальнями и верандой — одном из тех типовых псевдовикторианских особняков, что снаружи выглядят убогими, зато изнутри фантастическим образом обретают вполне приличные пропорции. (Кстати, о внешнем виде: облезлые стены нашему дому красоты не прибавляют, но я не могу заставить себя расстаться с суммой, равной цене бархатной кушетки, ради эстетического удовольствия соседей.) Конечно, улица наша так себе, и это еще мягко сказано: поблизости школа, и подростки слоняются по округе, горланят, мечут окурки и пакеты из-под чипсов. Однако не все так плохо. Вишня перед домом многое скрашивает. Да и цветы, как ни странно, никто не обдирает. Цветы, правда, — одно название… зато горшки солидные, отлично облагораживают лестницу и парадный вход (дверь массивная, два американских замка плюс задвижка: добро пожаловать в Ист-Энд). Положа руку на сердце, свой дом я люблю. Заверну за угол, возвращаясь из булочной, — и вот он стоит, квадратный и уютный. Бог его знает, почему я завидую Тамсин. В нашу кухню запросто можно вместить ее квартиру в двойном экземпляре.

Черт, как же я ненавижу эти приступы жалости к самой себе, когда хочется всхлипнуть или залепить себе хорошую оплеуху. Хотя можно то и другое одновременно — эффектное, наверное, выйдет зрелище. Но нет, не выйдет — Тамсин уже здесь. Оделив каждого из нас бокалом вина, она садится в старое плетеное кресло и, по традиции, начинает описывать вчерашний вечер.

Вечер — тоже по традиции — закончился крахом. В любовных фиаско Тамсин собаку съела. В толк не возьму, как ей это удается? Может, от нее вместо французских духов несет отчаянием или в самый ответственный момент она забывает о манерах и с нежной улыбкой запускает палец в нос? Не знаю. Не понимаю. Ведь Тамсин — очень красивая девушка, высокая, стройная, с копной гранатовых волос. (Догадываюсь, о чем вы подумали. Заметьте, я сказала «гранатовых», а не «рыжих».) Прекрасная кожа — ни рытвин, ни прыщей; матово-сливочная, шелковистая. И чудесные глаза цвета темного ореха. Что еще добавить, не скатываясь до уровня Барбары Картленд? Тамсин хороша, вот и все. Грудь на месте, чувство юмора тоже. Чего еще желать? И тем не менее она очень, очень одинока. Не понимаю.

— Не понимаю, — говорит Тамсин, обращаясь к Роберту, которого она, похоже, записала в сердечные подружки. — А мне, между прочим, иногда хочется! Я ж не монашка, в конце концов.

В этом вся Тамсин — очаровательная непосредственность.

— Билл вчера закатил вечеринку, и я там один вариант углядела — фантастика. На лбу печать: «Создано специально для Тамсин». Присаживается рядом и давай клеиться. Честное слово, не придумываю — клеился самым что ни на есть натуральным образом. Комплименты, улыбки, легкий треп. Короче, предложил подвезти до дома.

— Сигналы подает. Недвусмысленные, — вставляет Роберт.

— Точно. В глаза заглядывает, под локоть поддерживает, в машине тянет красноречивые паузы. Куда уж яснее. Я, конечно, подыгрываю: «Может, кофе»? И всякое такое… Дело дошло до поцелуев, ну а там уж сам бог велел в кровать.

— ГО-О-О-О-О-ОЛ! — ору я, точно свихнувшийся фанат, и вскакиваю с дивана.

Роберт приводит меня в чувство ледяным взглядом, и я сажусь. Пожалуй, я слишком много времени провожу с маленькими детьми.

— О, Клара, — мрачнеет Тамсин, — у меня нет слов, чтобы описать это. Всякое бывало, ты же знаешь. Обломов в постели хватало, но…

— С Майком, например, — услужливо напоминаю я.

— Угу, например, с Майком, — небрежно кивает Тамсин. — Но…

— Или с Марком, — возбужденно добавляю я. — Помнишь? Который с чесоткой.

— Помню, — угрюмо соглашается Тамсин. — Так вот…

— А помнишь Тони? — Меня уже понесло. — Ты его еще в мазохизме заподозрила. «Я скверный мальчик, мисс Тамсин, очень скверный». — Я смеюсь, — пожалуй, дольше, чем следовало бы. Тамсин вымучивает кривую улыбку. — Где ты их только откапываешь, хотелось бы знать? — Самодовольства в голосе хоть отбавляй, точно я сама сплю исключительно с финалистами конкурса «Жеребцы века».

— Можно закончить, Клара? — вежливо спрашивает Тамсин. — Хм… Ах, ну да. Итак, мы уже в постели. Минуты через три я замечаю, что целуется он как-то странно.

— Что значит — странно? — уточняет Роберт, этот любитель деталей.

У меня в горле клокочет хохот.

— Ну… странно! Противоестественно, дошло? Язык распустил — и вперед. — Тамсин вываливает язык так, что тот толстой розовой медузой шлепается на губы и чуть ли не свисает с подбородка. — Теперь вы попробуйте.

Мы пробуем. Хорошо, что нас никто не видит, — мигом загремели бы в психушку и до конца дней своих плели корзинки, утираясь слюнявчиками.

— Класс, — одобряет Тэм не столько меня, сколько Роберта, похожего сейчас на умирающего от жажды пса. — Видок тот еще… не слишком секси, верно? — Мы хохочем, тряся языками. — А этот козел еще целоваться полез. Я чуть не задохнулась, будто мне в рот мокрую тряпку засунули.

— А ты… ты… — выдавливаю я сквозь смех, — ты хоть объяснила ему?

— Попробовала… — вздыхает Тамсин. — Не словами, конечно… скорее языком. — Она демонстрирует свернутый в трубочку, напряженно нацеленный вперед язык. Мы с Робертом тоже упражняемся. — Малыш, надо отдать ему должное, уловил намек… минут эдак через десять… и давай тыкать в меня языком. Едва насмерть не заколол.

— Чудом избежав смерти, ты отчалила? — подсказываю я.

— Отчалила? — фыркает Тэм. — Между прочим, я у себя дома. Нет, я просто раскинула мозгами и пришла к выводу, что надо двигать дальше. Форсировать события и покончить со всей этой бодягой. Хуже все равно уже не будет. — Театрально передернув плечами, Тэм встает, делает несколько шагов к плите и заглядывает в духовку, чтобы проверить вегетарианскую лазанью. — Ох, и погано же мне было, — жалобно добавляет она, возвращаясь в кресло.

— Случается. — Роберт устремляет сочувственный взгляд в окно.

Я поражена. И у него случалось? Когда? Я прикусываю язык и выдавливаю:

— Ну и?..

— Ну и… — Тамсин держит паузу. — Он оказался Мальчиком-с-пальчик, — выплевывает она, давясь от хохота. — В смысле, мальчиком, у которого с пальчик!

Мы с Тамсин покатываемся со смеху. Роберт присоединяется, умудряясь при этом изобразить легкое неодобрение.

— Мальчик-с-с-с-пальчик! — Я икаю.

— Миз-зинчик! — хохочет Тамсин.

— А еще язык распускает, — кричу я вне себя от восторга.

— А еще… еще… — давится Тэм, — еще он любит в постели говорить всякие гадости.

— В этом-то как раз ничего плохого нет. — Я утираю слезы.

Теперь поражен Роберт.

— Само собой, — соглашается Тамсин. — Только он без конца называл свой мизинчик… а-ха-ха-ха… Малышом Дэйви. Его Дэвидом зовут. А мою… заткнись, Клара, а мою… ну, вы поняли… именовал «кустиками».