Игорь Гергенрёдер - Грация и Абсолют

– Это серьёзно?!

Алик была уверена, что такую вероятность родители обсуждали вчера после телефонного разговора с профессором.

Мама, волнуясь, продолжила:

– Он был выпимши?

Дочь отрицательно помотала головой.

– Что ты ему ответила?

– Что мне надо подумать, услышать, что скажут родители, – произнесла Алик с видом благоразумной воспитанной девочки.

Заговорил папа:

– Староват, конечно… – вернувшись полчаса назад с предприятия, куда его частенько вызывали и в выходные, Батанов допивал бутылку пива.

– А у меня такие милые поклонники, Пятунин тот же! – язвительно сказала дочь.

Вмешалась мама:

– О таких, у кого своей квартиры нет, никакого разговора.

– Я хотел бы знать, – сказал папа, – сколько раз он был женат, платит ли алименты, имеет ли взрослых детей. – Георгий Иванович требовательно смотрел на дочь: – Об этом не говорили?

Она выдохнула: «Не-е-ет!» – словно простонала от невыносимой скуки.

– О чём ты? Он видный учёный моей великой страны! – воскликнула с чуть ироническим пафосом.

Папа, любитель анекдотов и всевозможных подколок, усмехнулся, весьма довольный дочерью.

Немного позже он выслушал по телефону просьбу Лонгина Антоновича принять его, а через несколько дней тот явился с визитом – истый светский лев, по согласному мнению супругов Батановых. В заграничном костюме, пахнущий тонкими духами, гость подарил маменьке розы, папе – армянский коньяк и в пять минут, не дожидаясь вопросов, удовлетворил их любознательность. Помимо оклада в НИИ, он зарабатывает лекциями в вузе и получает, как он выразился, за участие в деятельности Всесоюзного научного учреждения. Женится впервые – да-с, хотите или нет вы в это поверить! Детей не имеет. В известном случае за вдовой сохранится его квартира, вдова наследует всё его имущество, включающее две автомашины, дачу, накопления на сберкнижке.

Позвали Алика, которая уединилась в своей комнате. Мама, поглядывая на профессора и боясь, неизвестно почему, скандала или какого-либо подвоха, обратилась к дочери с трепетом:

– Ты знаешь, мы с отцом всегда желали тебе только самого лучшего… – тут она заметила, с каким обожанием Лонгин Антонович глядит на её дочь, сущую овечку, успокоилась, всплеснула руками и обняла её.

– Всё ясно, – произнесла та.

Уходя, профессор оставил шкатулку, в которой обнаружилось жемчужное ожерелье с нефритом.

Свадебное застолье в банкетном зале Дома учёных разнообразили такие изыски, как мясо зубра из Беловежской пущи и коллекционное крымское вино «Чёрный доктор». Присутствовали два нерядовых работника обкома партии. Брат новобрачного по своей занятости не прилетел – прислал телеграмму.

Лонгин Антонович был молчалив, даже отчасти замкнут, как человек, уверенный: быстро освоиться с неслыханной удачей немыслимо. «Горько!» не кричали – таково было его пожелание, шёпотом переданное каждому. Звучали избитые дежурные тосты, такие, как «За прочность советской семьи!», «За радость в труде и испытаниях!», после них стали попадаться и цветистые, вроде: «прожить сто лет, деля любовь, плывя по морю счастья…»

Дородный с мешочками под глазами коллега Лонгина Антоновича, подняв рюмку, начал:

– За славу советской науки… – остановил на невесте смакующий взгляд знатока, добавил с особенной сочной ноткой: – И за лебедь-молодость!

Все захлопали. Алик большинству гостей, безусловно, нравилась как деловая умница, которая не опускается до пошлости изображать влюблённость. Достойно выглядели её родители. Мама была немногословна, демонстрируя скромность и спокойствие. Под стать ей держался папа. Он отдавал должное снеди, пил же весьма умеренно.

Галя завидовала выигрышу подруги в отношении материальных благ, почему, сидя за столом рядом с Дэном, не нашла ничего иного, как прошептать ему на ухо, имея в виду зрелый возраст жениха:

– Было ради чего наступать на сучок!

– Зато незрячий так удачно прозрел! – шепнул в ответ молодой человек.

Когда Алик, приглашая Галю на свадьбу, сказала, что профессор играл слепого, та поразилась:

– Не представляла, чтобы в его возрасте и положении таким фарсом заниматься.

А Дэн, услышав о розыгрыше, заметил:

– Вполне свободно живёт. Значит, действительно влиятельный. – И подумал: «А чем тогда балуются те, кто повыше?» Ему представились пузатые старички в ночном субтропическом душном парке, голышом бегающие за шестиклассницами, забывшими, куда они дели свои платьица.

Не радуясь замужеству Алика, он гораздо больше переживал бы, выйди она за блондина. И потому старался говорить о ней хорошее.

– Поплакала Цирцея в подушку, меняя парня на престарелого, – прошептала Галя.

– Перестань! – остановил Пятунин и потом, танцуя с ней, принялся объяснять, до чего нелегко творить молодому таланту, у кого предостаточно завистников, и потому можно лишь восхищаться, когда замуж выходят по любви к делу. Именно!

У девушки на лице было выражение: ну и накрутил! Модельер растолковал ей:

– Влиятельного мужа выбрала не та, кто ищет благ, а художница, безмерно преданная своей работе. Её работам дорожка открыта.

Галя усмехнулась: ах, вот оно как! Есть что с восхищением сказать о подруге. Лебедь-молодость – наивность, чистота, романтика… Карьеристка! А и старик каков – так подстраховаться! От Боба было известно, что Виктор вдруг уехал с Енбаевой в посёлок у чёрта на рогах, и там они поженились.

– Я вся в слезах, – сказала Галя так, что Дэн решил: слёзы у неё в самом деле сейчас потекут. – Сирая я сирая, не разделась до трусиков, не подвернула ножку…

Она рассмеялась, и смех не отпустил, ей долго не удавалось успокоиться.

Женой профессора войдя в их общую теперь квартиру, Алик позволила, чтобы муж надел на её палец кольцо с крупным сапфиром, были преподнесены ей и серьги – также с сапфирами. В спальне она увидела появившееся на стене зеркало, где отражалась вся кровать.

– Будешь просить меня, чтобы я раздевалась догола и натягивала чёрные чулки? – сказала она мужу с обворожительно капризной ноткой в голосе.

– Если бы ты об этом промолчала, я бы попросил. А теперь не буду, – промолвил Лонгин Антонович с не совсем шутливым сожалением. – Но мольбу о туфлях на каблуке я за собой оставляю.

– И вкус-сы же у тебя! – Алик не пожалела высокомерия для реплики.

Освежившись душем, они начали, как в прошлый раз: она вытянулась на спине, муж устроился меж её раскинутых ног, припал ртом к источнику жажды. Осязая в упоении его губы, язык, она видела в зеркале его внушительную, с сединой в волосах голову из тех, которые – при иных обстоятельствах – вызывают у многих почтение. То, что эта состарившаяся маститая голова всецело поглощена ублажением её сладкоежки, возбуждало в Алике утончённое волнение. Она запустила пальцы в его волосы, потирала порывисто, сладко его темя, затылок, виски. А когда он поддал «кабаньим ударом» её тело и наяривал вовсю, прижала руки к его подпрыгивающим ягодицам, поощрительно нажимала на них и пощипывала.