Марианна Язева - Кафе

14 января 200... года Григорий Маков поставил на своей жизни крест.

Крест был жирный, густо-черного цвета и не очень ровный, что любой сторонний наблюдатель, безусловно, расценил бы как признак колебания и неуверенности в правильности совершаемого поступка. Однако извилистость линий на самом деле объяснялась лишь неровностью подоконника колледжа физической культуры, на испещренной разнообразными надписями поверхности которого и совершился этот акт.

Предыстория этого события была проста чрезвычайно.

Захваченный вихрем молодой кипучей жизни, скорость вращения которого значительно увеличилась с появлением в ее радиусе некоей Ниночки, Григорий категорически запустил учебный процесс в вышеозначенном колледже. Терпение преподавателей, какое-то время прощавших ему бесконечные прогулы и неявки, истощилось, и наступила полоса репрессий. Не допущенный к зимней сессии, Григорий потратил массу усилий, "подтягивая хвосты", но их длина и количество поглотили эти усилия без видимого положительного эффекта.

Иногородние однокашники, сдавшие последний экзамен, разъехались по домам, общежитие опустело. Местные тоже в основном поисчезали из поля зрения.

Некстати растянув связки голеностопа, Григорий потерял последнюю возможность сдать зачет по лыжам. Невнимательно глянув на медсправку, Олег Олегович, преподаватель по лыжам и биатлону, только пожал плечами.

- Я тебя даже в лицо не помню, голубчик. Если бы помнил, что ходил, пахал, - поставил бы и так. Хромому, кривому, увечному... любому. А так - не знаю... Пиши реферат, система знакомая. История лыжного спорта. Цитаты, иллюстрации. Список литературы. Не поленюсь, прочитаю. Если передерешь где-нибудь - пеняй на себя, дружок.

Дружок не внял и передрал.

Олег Олегович обещание выполнил: прочитал и опознал первоисточник. Замаячили очень серьезные неприятности, на фоне которых неизбежное лишение стипендии выглядело мелким недоразумением.

В довершение всех бед, коварная Ниночка была прямо среди белого дня замечена в кафе "Мечта" с длинноногим Аркашей (выпускной курс; кандидат в мастера по прыжкам в высоту; старший брат - капитан милиции; собственная однокомнатная в "спальном" районе).

На спинке ниночкиного стула по-хозяйски утвердилась аркашина лапа, а она, с удовольствием смеясь над его плоскими шуточками, далеко откидывала назад свою кудрявую головку и даже, как бы в восторге от блестящего юмора собеседника, иногда хлопала его ладошкой по мускулистому колену.

Появление в непосредственной близости от их столика мрачной фигуры Григория вызвало некоторое смятение у веселящейся парочки. Аркаша подобрал свои руки ближе к туловищу, но расслабленной позы не изменил, и даже изобразил нечто вроде приглашающего жеста. Ниночка поправила воротничок блузки, чуть-чуть побледнела и напустила на себя непривычную самоуверенность. Даже демонстративно закинула ногу на ногу и обхватила коленку сцепленными руками, - совершенно нехарактерная для нее поза.

- Нина, можно тебя на минуточку? - подчеркнуто не замечая Аркашу, отчеканил Григорий. Голос получился каким-то стеклянным, по-детски звонким; хорошо еще - "петуха" не дал. Ниночка сделала было движение - встать, подойти, - но тут же снова откинулась на спинку стула.

- У тебя что-то срочное? Давай попозже как-нибудь... Или что-нибудь случилось?

В голову бросилась тупая ярость, и Григорий чуть не зарычал, свирепея. "Что-нибудь случилось?"

- Нет. Ничего. Не. Случилось.

Он сдержался с большим трудом. Повернулся и пошел. И, кажется, даже не припадал на больную ногу, - так старался держаться прямо.

В спину что-то неразборчиво пробубнил аркашкин голос, а вслед за ним - ниночкин короткий смешок. Подленький такой, словно прыснула, не сдержавшись, прикрыв рот ладошкой. Григорий даже вздрогнул, как от удара, прибавил шаг. Почти пулей вылетел из дверей кафе и квартала два шагал, уже сильно хромая, не замечая, что держит шапку в руке, и волосы уже заиндевели.

И вот в тот самый день, сидя на изобильно украшенном рисунками и надписями широком подоконнике около закрытой раздевалки, он достал из сумки плотно исписанную мелким почерком толстую тетрадь, на клеенчатой обложке которой было аккуратно выведено "Дневник". Открыл страницу, на которой прыгающими от переполнявшей его тогда радости буквами было написано: " Нина! Нина, Ниночка, жизнь моя..." . И перечеркнул последние слова черным фломастером, жирной, неровной чертой.

Тетрадь вернулась в сумку.

Не хотелось ничего.

Ехать домой?

После обеда должна была вернуться с "суток" мать; значит, сейчас она спит на диване, плотно укрывшись покрывалом с гришкиной кровати, и телевизор включать нельзя. Почему-то всегда мать, придя с дежурства, не раздеваясь, укладывается в гостиной, а не у себя.

Они так живут с Гришкой в своей двухкомнатной квартире: одна комната у них считается гостиной, и там стоит большой круглый стол, диван и телевизор. Еще имеется стенка с небольшим собранием книг и видеокассет, стопками постельного белья и разной бытовой дребеденью.

А вторая комната - общая спальня. Она перегорожена здоровенным шкафом-купе на две неравные части. Та, которая больше - мамина, и в ее сторону обращена зеркальная дверь шкафа. А гришкин отсек - за шкафом, и здесь помещается его кресло-кровать, постоянно пребывающая во второй своей ипостаси, письменный стол с компьютером и вращающееся кресло с отваливающимся правым подлокотником. Само собой, задняя стенка шкафа вся увешана плакатами, постерами и прочей глянцево-бумажной продукцией. В основном, спортивной тематики.

И вот сейчас мать, конечно же, как всегда, отсыпается на диване, и встанет она поздно вечером, разбитая и не отдохнувшая, и только тогда, пожевав что-нибудь, приготовленное сыном на ужин, отправится в ванную, и там долго-долго будет шуметь сильно пущенная вода.

Ночью мать будет смотреть максимально приглушенный телевизор, а ляжет спать под утро, и встанет на этот раз к обеду. До вечера она будет жить обычной женской жизнью, - что-то делать по хозяйству, ходить в магазин, звонить подругам, - и спать ляжет вечером, как все нормальные люди. И потом будет у нее еще один свободный день, но свободен он будет только от той. первой, работы, зато с обеда и до позднего вечера пропадет она на какую-то неизвестную Гришке работу вторую, правда, с нее придет она в хорошем настроении, но тоже усталая, и сразу упадет спать, а на следующий день с одиннадцати ноль-ноль начнутся ее очередные "сутки".

Можно было, конечно, посидеть за компьютером, погонять новую "стрелялку", или втупую завести какие-нибудь гонки для детей младшего школьного... Но не хотелось. А хотелось излить кому-нибудь душу, и чтобы был диалог, и чтобы этот кто-то еще охотно и со знанием дела соглашался, что "все они таковы", и чтобы было это искренне, и поэтому лучший друг со школьных еще времен Степка Вертышев никак не подходил, потому что с Катюхой у них было все просто замечательно.