Григорий Ряжский - Наркокурьер Лариосик

— Заинька, одна чашка кофе — и я твоя…

И он тогда достал, принес и стал ее. Как было обещано…

— Тебе кофий надо, Немочка, — сказал Мотор в начале второй недели изысканий ума. — Я понял. Который черного… — и на другой день, не выворошив ничего на это похожего, купил в поселке за деньги, не коммунские, а заныканные, свои.

Продукт был растворимый и самый дешевый, но зато закрытый в железной банке, и написано на боку, что произведен из лучших сортов бразильских кофейных зерен. Тогда Немка глотнула сразу с кипятком, а после поцеловала Мотора в щеку и стерла после себя помаду. И снова он вспомнил, что так кто-то уже делал в той его жизни, и у него ослабло в мочевом пузыре мочеточника, и он сразу отошел к лесу в ожидании нужды, чтобы успеть.

Ваучер тоже попробовал знойный экстракт из Бразилии, но сразу отказался по причине уверенной неусвояемости горечи. К продукту, как ни странно, причастился Аусвайс, как бывший иностранец, а, может, из принципа неравновесия коллектива, который с каждым днем все обвыкательней вживался в женское общество окружения Немки, и к началу третьей недели продвинутого с ее появлением комфорта существования уже плохо вспоминал суть прошлой жизни бытия — без воздуховодных яиц и мягкой жопной бумаги.

Мыться Немка хотела часто и мыться стеснялась. Она брала всегда ведро, тазик, все причиндалы, замену на себя с камвольной машины и шла за опушку, где не было соловьев, но начинались уже грибы, еще не с пола, а на деревьях и пнях — вешенки и похожие на них другие. Их она часто приносила после мытья и объясняла про содержание вторичных белков и полезность протеинов, и поэтому расход воды был сильно больше из-за помывок тела и грибов. Но грибы знала как надо есть. И ели. И тут уже без принципа неравновесия, потому что снова вкусно было — обожресся. Как-то она помыла посуду с лимоном и сказала:

— Боже праведный, какое счастье быть свободной! Почему я не помню всего этого раньше? Ты не поверишь, Ваучер, — немка обернулась к нему с мокрой губкой в руках, — я забыла, сколько мне лет, представляешь? — она сняла резиновые перчатки. — Мы здесь с какого времени живем, не припомнишь?

Ваучер переглянулся с Мотором и неуверенно ответил:

— Так, всегда жили… Раньше только на той стороне, где менты, а сейчас всегда здесь живем.

Немка улыбнулась чему-то своему и снова спросила:

— А где дети наши сейчас? Когда они были в последний раз, не помнишь?

Ваучер беспомощно посмотрел на Мотора. Тот пожал плечами. Внезапно Ваучер предложил:

— Тебе налить, Немочка?

Расчет на внезапность предложения был интересный, и она с радостью согласилась. Потому, что заявленное ею счастье на свежем воздухе обязательно требовало поддержки чувства изнутри, и не только по химии головного процесса, а еще по переварке огненного градуса снаружи, для дополнительной силы этого счастья. А поэтому, забыв о детях, ответила:

— Конечно, милый…

Посреди ночи, ближе даже к утру, Мотор заворочался, а потом резко, с повелительной интонацией рта выкрикнул на потолок лежбища:

— Мотор!!!

Ваучер продолжал спать в предрассветном столбняке, а Немке повезло проснуться и осмотреть Мотора снаружи. Мотор творчески шевелил губами и, судя по нервной почве, снимал последний кадр событий.

— Камера… — прошептал он вдогонку. — Еще дубль, пошел, пошел, поехал…

Немка склонилась над ним и погладила по лбу. Лоб был горячим, как призыв, но Мотора при этом било дрожью по всему организму снаружи. Она задрала Моторову хэбэ, потом свою и прижалась к нему всем телом, для близости здоровья болезни. Мотор еще раз неслышно пошевелил губами и затих. А Юлия Фридриховна еще подождала, а потом так прижатой и заснула, только через тонкую майку «ММКФ — 1995. Интерфест. Москва». Под самое уже утро Ваучер, обнаружив рукой женскую пропажу на пустой середине, сделал сдвиг в сторону выздоровления Мотора и тоже прижался к ним с другой, здоровой, от Немки стороны болезни. Проснулись они на утро вместе, потому что образовали в темноте ночи единый тройной организм совмещения семьи и брака. Они посмотрели друг на дружку, без слов приветствия, и разом поняли, что сдвинулась какая-то важная жилка в тройном организме, одна, общая для них всех железа совпадения параметра.

Когда они выбрались из постройки, все вместе, единовременно синхронно, Аусвайс уже не спал, а, как Ваучер, выпускал через право дым, назад в брезент, чтоб не было комаров на потом. Вид у него добрым не был.

— Гутен морген, Аусвайс, — улыбнулась Немка. — Как спалось?

Аусвайс глянул исподлобья:

— Данке шон, херово! — он сплюнул через лево и задал вопрос прояснения: — А ты, я гляжу, тоже херово, но наоборот.

Ввязываться троица не стала, а Немка просто не уловила шутки намека, и Ваучер сказал:

— Сегодня мне идти за белым, пойду я… И кофий вышло вчера весь — тоже пойду…

— Я пойду! — с агрессией в звуке интонации объявил Аусвайс. — А вы тут сами… Оставайтесь…

— Ну и отлично! — весело сказала Немка. — Тогда всем — умываться и готовиться к завтраку! — она посмотрела на всех по очереди. — Да, мальчики?

Аусвайс охнул от ненависти и убрел вдоль свалки, на поселок. Немка сделала еду из банок, оставила горячей и поспешила на свалку, сообщив:

— Мне сегодня надо непременно. Скоро аптека будет, я должна присутствовать.

Она подхватила подарочный крючок, поменяла короткую кирзу на длинную и бодро пошагала к зоне разгрузки. Мотор взял в руку ложку и задумчиво обозначил мысль:

— Слышь, Ваучер, а повезло нам все ж с Немкой-то, да? А то вот я думаю теперь — а как же без Немки-то было, а?

Ваучер согласно кивнул и тоже взял ложку:

— Хуй его знает как, сам не понимаю теперь.

Они посидели в молчаливой думе взаимности, не приступая к Немкиной стряпне. Мотор отложил ложку обратно:

— Слышь, Ваучер, а ведь ее ищут, а?

Ваучер не стал проявлять искреннего несогласия и тихо согласился:

— Я знаю… — и тоже убрал ложку, где была.

Мотор снова взял ложку:

— Ну и до каких будет неизвестность, как думаешь?

— А до тех, пока не найдут, — предложил изящный вариант сути версии партнер по счастью и тоже вернул ложку к себе. — Давай, Аусвайс вернется, спросим, а? — предложил он рассмотрение на затяжку. — Он же хитрожопый, Аусвайс-то.

— А если раньше найдут, у нас найдут если — нам что тогда, кирдык выйдет? — решил продолжить тему волнения Мотор.

— А чего, кирдык-то? — внутренне не согласился Ваучер, а наружне объяснил: — Мы сидим — она идет, мы — спать, она — тоже, сама. Мы ничего не знаем про нее, и она ничего не знает про себя, мы жрать сели — она с нами, мы ворошить пошли — она тоже пошла. Это ее воля, а нам — право.

— А кирдык? — несмотря на подробность доведения переузнал Мотор. — С ним-то как?