Ульрих Бехер - Сердце акулы

— И что же? — Широко раскрытые глаза Лулубэ отливали лихорадочным черным блеском.

Сицилианец, хозяин заведения, принес новый аперитив, и «непроницаемый» англичанин сказал:

— Прыжок удался. Но далеко отец не уплыл.

— В него стреляли? — У Лулубэ перехватило дыхание. (Это жадное любопытство, которое вызывала у нее всякая опасность, любопытство, от которого захватывает дух, было вполне в характере госпожи Туриан.)

— Нет. Нет. Нет, мадам. Они догнали отца на катере. И снова бросили в крепость. А потом шлепнули. — Последняя фраза совершенно выпадала из сдержанно-нейтрального тона его рассказа.

Он снял очки, и чета Турианов смогла наконец его разглядеть: перед ними предстал молодой человек весьма интересной наружности — светлые волосы на пробор, удлиненный череп, крутой широкий лоб, огромный, словно нависший над серыми глазами в необычных, прямоугольных глазницах, загорелое лицо и благородной формы нос, казавшиеся в сравнении со лбом довольно маленькими. Одетый в выгоревший светло-коричневый или, скорее, песочный полотняный костюм, он, вопреки обычным представлениям об англичанах, напоминал вулкан, который, в отличие от треугольного Стромболи, что высился над морем на северо-востоке, только прикидывается «цивилизованным», а на самом деле и не думает угасать. А может быть, такое впечатление складывалось из-за его взгляда, который излучал спокойную уверенность? Рядом с этим вулканом Ангелус Туриан казался еще более розовым, еще более похожим на облачко, бесплотным.

— Знаете, что такое обсидиан? — спросил англичанин, глядя в глаза Лулубэ и улыбаясь своей странной улыбкой, застывшей и одновременно живой.

— Вулканическая порода, — с готовностью отозвался Туриан.

— Правильно. Это черно-фиолетовый стекловидный камень, из которого состоит весь Липарский архипелаг, или, гм... Эоловы острова, как их называет Гомер. У вас глаза точно такого цвета, миссис...?

— Миссис Туриан, — представил Ангелус.

В ответ англичанин пробормотал что-то невнятное. Затем встал, расплатился и, уходя, сказал:

— Позвольте заплатить и за вас. See you later [9] Увидимся позже (англ.). .

С этими словами он двинулся в сторону одинокой пинии, высокий, статный, плечистый мужчина, которого портило только одно — походка, казавшаяся странной из-за сутулости и непомерно длинных рук.

— Как-как его зовут? — шепнула Лулубэ.

— Кроманьонец, насколько я расслышал.

— Кроманьонец?

— Что-то в этом роде. Хотя, конечно, его зовут как-то иначе.

— А почему не Кроманьонец? Скажи мне, Херувим!

Ангелус снисходительно усмехнулся:

— Кроманьонец — это название древнего человека. — Выпускник Базельской гуманитарной гимназии, Ангелус охотно дал разъяснение. — Его откопали в одной пещере около французского селения Кро-Маньон. Кроманьонец — это пещерный человек. Его возраст — от двадцати пяти до сорока тысяч лет.

И Турианы принялись смеяться, хихикать и фыркать, как малые дети.

Беспокойные первые ночи на острове.

Траттория «Монте Роза» располагалась на самой окраине Липари, на склоне небольшой горы, которой она и была обязана своим названием, напоминающим о самой высокой вершине Швейцарских Альп. Через перевал, который вел к соседней горе Сан-Анжело, поросшей серо-зелеными кактусами, проходила дорога на пемзовые карьеры Канетто. Пансион был построен в том особом эолийском стиле, который Ангелус сразу определил как «прикладной кубизм». Три дома кубической формы, повернутые так, что между ними образовывался закрытый от моря двор, были выкрашены в разные цвета: кирпичный, лазоревый и белый. Кирпичный считался хозяйским, в лазоревом разместились супруги Туриан, заняв две небольшие комнатушки, напоминавшие из-за отсутствия мебели общественный туалет. С «нормальной» водой на этом острове, считавшемся некогда тюрьмой, было плохо, о чем свидетельствовали специальные приспособления на крышах для того, чтобы дождевая вода по сложной системе желобков и труб, изобретенной, наверное, еще во времена Гомера, стекала в резервуары, устроенные во дворе. Такой же древностью веяло и от местных террас, представлявших собою необычную конструкцию из трех толстых колонн, подпиравших поперечные балки, поверх которых настилалась тростниковая или бамбуковая крыша.

— Вот сюда выставлял Одиссей своих товарищей, — заметил Ангелус, — когда они, набравшись дурных манер у мадам Цирцеи, начинали себя скверно вести.

— Добрых две тысячи лет спустя после господина Кроманьонца здесь побывал господин Одиссей, и тому есть множество доказательств. Покинув Гиссарлык, он прямиком направился сюда.

—Покинув что?

— Гиссарлык. Порт такой в Турции. Там Шлиман раскопал Трою. Спроси своего мистера Кроманьонца, он тебе лучше меня обо всем расскажет.

— Спросим, как появится.

— Ты полагаешь, он еще появится?

— Он ведь сказал «see you later».

— У англичан, дорогая, это ровным счетом ничего не значит.

Двери их комнат выходили на трехколонную террасу, где любили устраивать себе рыбные трапезы местные кошки. Первые ночи были наполнены простейшими звуками, отличными от тех, что раздаются допоздна в итальянских городах вопреки призывам соблюдать тишину в этих «zona di silenzio», как они называются, если верить щитам, установленным при въезде. Потом они уже привыкли к этим звукам, но поначалу было странно вместо тарахтения мопедов и треска телевизоров слышать стрекот цикад, укрывшихся где-то в глубине огромного шатра, купол которого сложился из ветвей багдадских пиний, подпирающих его снизу своими стволами. Невидимый звонкий хор вступал после захода солнца и разливался в темноте бесконечными руладами, постепенно сходя на нет, чтобы потом, задолго до рассвета, уступить место петушиному многоголосью, доносящемуся из окрестных деревень и переходящему под утро в истошный унисон удручающей бодрости. А в перерыве между пением цикад и криком петухов безлунные ночи оглашались собачьим воем или, вернее, жалобным подвыванием — то ли тявканье, то ли скулеж, не поймешь, то далеко, то где-то совсем близко. Дворовые собаки, переругивающиеся по ночам, так не лают. У этих же лай напоминал астматическое покашливание, которое словно передавалось от одного пса к другому. Казалось, будто они натерпелись от людей за день и теперь сбились в стаю, чтобы ночью выплакать свое горе и рассказать спящему острову о том, как с ними тут обращаются.

В минуты короткого затишья из недр темноты до слуха приезжей пары доносились совсем другие звуки, напоминавшие гудение глиняного рожка. Может быть, это море?

— Вероятно, это пифагорова музыка сфер, — высказал предположение Ангелус, решивший на сей раз проявить свою осведомленность. — Тут поблизости была его школа.