Теодор Рошак - Киномания

Конечно, все это зависело от того, насколько хорошо сироты организовали мое похищение. Теперь я знал, что у них есть кое-какой опыт по этой части. Я был не первый и не второй пленник, бродивший по острову.

В один прекрасный вечер я задал этот вопрос своему коллеге по заточению. Безнадежно ли мое положение, спросил я. К моему удивлению, он сразу же оживился и начал самым тщательным образом выяснять подробности моего похищения. Он хотел знать все детали моего путешествия в Европу вплоть до исчезновения. Когда я во второй и в третий раз повторил ему, как все происходило, он всплеснул руками и сказал:

— Вы видите — ваш след теряется после прибытия в аэропорт Цюриха.

— Неужели?

— Вы кому-нибудь в аэропорту говорили, куда направляетесь?

— Нет.

— Тогда с того момента, когда вы оказались в городе, вы целиком и полностью находились в руках ваших похитителей, верно? Частный лимузин, частный самолет. Вы очень доверчивый человек.

Он сказал это по-доброму, но я чувствовал себя полным идиотом.

— И нигде не осталось никаких записей? У администрации аэропорта в Тулузе?

— Ваши документы там проверялись?

Я покопался в памяти.

— Нет, они всех пропустили так.

— Ну так какие могут быть записи? Кто может знать, где вы приземлились? И кто знает, что вы поднимались в воздух?

— Но ведь люди просто так не исчезают. У меня есть родители, друзья, которые потребуют расследования.

— У кого потребуют? У Швейцарии? У Франции? К кому они обратятся?

— Не знаю… к кому-нибудь .

У него на лице появилось лукавое выражение.

— Они ведь могли и о теле позаботиться. Документы при вас?

— Нет. Мой паспорт, мой бумажник… когда я пришел в себя, их не было. Уж не хотите ли вы сказать, что они убили кого-нибудь, чтобы получить тело.

— К чему так жестоко? И потом, это противоречит нашей вере. Уж в таком случае им проще было убить вас. Или меня. Если есть деньги, то раздобыть тело не так уж трудно. А потом… ну, скажем, автокатастрофа. Машина разбилась и сгорела, тело искалечено, вплоть до зубов, — Он замолчал, нахмурившись и размышляя, — Я часто спрашивал себя: а было ли найдено «мое» тело?

— Нет, — сказал я ему.

— Нет, — Казалось, мое сообщение слегка разозлило его, — И никто меня не искал?

— Ведь шла война, такая неразбериха царила. Сообщалось, что вы пропали в море. Вы были торпедированы у побережья Испании. Были?

— Что были?

— Торпедированы.

— Только стаканом шнапса. Я даже не поднимался на борт корабля. В Алжире меня встретили двое единоверцев и предложили лететь до Цюриха в частном самолете. Очень великодушно с их стороны. Мы опрокинули несколько рюмок. Следующее, что я помню, — этот райский островок.

— Кофе, — сказал я. — Мне дали чашечку кофе по дороге в Альби.

— Ну да, — Несколько мгновений он размышлял, нахмурившись, потом возобновил свои рассуждения, — А потом они, вероятно, устроили маленькое представление — кто-нибудь из братьев вашего возраста и сложения зарегистрировался в тулузском отеле, обращая на себя внимание, так, чтобы его непременно запомнили. На следующий день он заявляет, что намерен прокатиться. Спрашивает, как проехать туда, как — сюда, берет напрокат машину, уезжает до вечера и… никогда не возвращается. Машину потом находят — она припаркована где-то в горах за городом. Местность там такая, что потеряться довольно легко. Организуют поиски, но его так и не находят. — Он подумал еще немного, потом покачал головой, — Хотя зачем привлекать внимание к Тулузе — слишком близко к Альби. Может быть, самозванец с вашими документами направляется совсем в другие края. В Германию, Италию… посылает несколько открыток дорогим друзьям, подделав ваш почерк. Ложный след. А затем исчезает.

Впервые за время нашего знакомства он так разговорился, да еще со смаком. Наконец я понял почему. Он составлял сценарии — первый, второй, третий, четвертый, превращая мое похищение в дешевый триллер. После этого разговора, доставившего ему немало удовольствия, я несколько дней пребывал в угнетенном состоянии. А он просто хотел мне показать, что существуют десятки способов стереть меня с лица земли. У меня осталась одна надежда — Клер. Когда она узнает, что я исчез, направляясь в Цюрих, уж она-то непременно заподозрит худшее. Добрая, старая Клер! Она меня не бросит. Она обязательно найдет меня. Она не успокоится, пока я не буду спасен.

А потом наступил день, когда и эта слабая надежда исчезла — внезапно и навсегда, так резко, что и вспоминать об этом больно.

Время от времени (непредсказуемо и без всякой логики) я получаю посылки из большого мира. Газеты, журналы почти месячной давности — их мне приносят обычно на следующий день после прихода пакетбота с провизией. Одна из женщин оставляет посылку на моей террасе вместе с завтраком. Я так полагаю, это отражает чье-то представление о человечности. Может быть, Анджелотти, хотя записки к посылке ни разу приложено не было. Пресса бывает американской и французской, английской и немецкой. Неважно, кто и зачем присылает мне это; я всегда читаю с интересом — каждую страницу, каждое слово, задерживаюсь над ними как можно дольше, получаю максимум удовольствия, а потом прочитываю все снова — от начала и до конца.

В тот день (на вторую неделю одиннадцатого месяца моего заключения; тогда я еще вел счет дням) я, проснувшись, рядом с подносом, на котором мне приносят завтрак, обнаружил книгу — потрепанную в бумажной обложке, разлетающуюся на отдельные страницы. Название: «Вот когда я пришла». Подзаголовок: «Инфантильное наваждение и преждевременное слабоумие современной кинокультуры». Автор: Кларисса Свон. Еще одно собрание ее рецензий и эссе. До этого сборника вышло три других.

Я загорелся благодарностью и предвкушением. Я перевернул драгоценную книжку в руках и, как я и ожидал, с задника на меня смотрела Клер — проницательная, умная, сексуальная. Слезы навернулись мне на глаза, взгляд затуманился, и несколько секунд я никак не мог прочесть, что было написано на заднике. Когда глаза чуть стали просыхать, текст перед ними начал проясняться. Я словно бы читал сквозь облако.

…последняя книга… горькая утрата… подготовлена к публикации перед необъяснимым исчезновением автора… достойная память самому востребованному кинокритику Америки… ее многочисленные поклонники нескоро забудут…

Я скакал с одного слова на другое, пытаясь проглотить их все сразу, перечитал несколько раз, прежде чем смог понять целиком. Эти строки сообщали читателю, что он держит в руках последнюю книгу Клер. Последнюю в том смысле, что больше она уже не напишет. А почему? Потому что Клер исчезла, пропала, потому что ее больше не было.