Олег Кашин - Роисся вперде

В том, что Елена Николаевна - женщина прогрессивная и современная, Карпов смог убедиться и сам, когда уже после торжественной части, на банкете в зимнем саду (приглашены туда были, естественно, не все, но чету Карповых увлекла за собой — «Обязательно-обязательно», — симпатичная молодая блондинка с огромными накладными ногтями — вероятно, секретарша). Не зная никого из присутствующих, Карпов и Марина чувствовали себя на этом празднике не очень уютно и спасались какими-то несмешными байками из московской жизни, которых, не рассказанных, у них, оказывается, скопилось великое множество — то, что в Москве было повседневностью, в этом зимнем саду звучало как истории из инопланетной жизни, и Марина, которая еще не поняла, нравится ли ей быть инопланетянкой, рассказывала мужу про таксистов и официанток, коллег и начальников, каких-то незнакомых Карпову своих знакомых, и он даже начал скучать по тому городу, вырваться из которого он так мечтал еще две недели назад.

Наверное, они тихо ушли бы домой, не обратив на себя ничьего внимания, если бы к ним не подошла сама именинница — женщина лет пятидесяти, тоже блондинка, но, в отличие от секретарши, явно крашеная. В актовом зале они ее не видели, но тут как-то сразу поняли, что она и есть самый главный в этом поселке человек. Елена Николаевна держала в руках два бокала с шампанским. Отдала их Марине и Карпову, сама осталась с пустыми руками, Карпов вызвался сходить за шампанским для нее, но Елена Николаевна пошла с ним, и он почему-то сразу понял, что вся эта история с приглашением и прочим была устроена именно вот для этого момента, для какого-то важного и деликатного разговора, и что сейчас ему предстоит услышать что-то такое, что, не будучи для него важным, как-то неприятно осложнит его жизнь. Поэтому, протягивая директорше бокал, он сам заговорил первым — сказал, что еще в детстве, гуляя с бабушкой вокруг института, понимал, что здесь, в этом здании, работают самые удивительные люди на свете, и что он очень рад знакомству с предводительницей этих удивительных людей, — чем удивительны институтские мэнээсы, Карпов за время своего монолога так и не придумал, поэтому ловко перевел тему на трогательное детское воспоминание — у входа в институт была доска почета с надписью «Лучшие люди», и он, пятилетний, плакал, не обнаружив на этой доске своего деда (который, конечно, был лучшим человеком), и успокоился только тогда, когда бабушка завела его внутрь и показала на доску с фотографиями ветеранов войны, среди которых был и дед, — а потом, как Карпов узнал уже годы спустя, — пошла к профессору Пилипенко, покойному ныне директору, и уговорила того заменить травмирующую детей надпись «Лучшие люди» на нейтральную «Доска почета». Елена Николаевна вежливо рассмеялась — настолько вежливо, что Карпов понял: заболтать эту женщину ему не удастся, и, ладно уж, придется выслушать то, ради чего она его сюда вытащила.

Елена Николаевна начала издалека. Спросила, понравился ли Карпову доклад, и, не дождавшись ответа, заговорила о Вячеславе Кирилловиче, который, хоть и окончил Тимирязевскую академию, от нанотехнологий далек, и вся ее переписка с «Роснано» упирается в то, что у института нет ни одной, хотя бы самой завиральной идеи, что могла бы заинтересовать корпорацию и обернуться для института каким-нибудь финансовым ручейком. Поэтому со следующего месяца должность Вячеслава Кирилловича станет называться более обтекаемо — «зам по инновациям», а она, директор, поедет в Москву и будет искать источник больших денег уже в других местах — инновации сейчас в моде, а талант уговаривать у Елены Николаевны есть.

— Талант уговаривать есть, — повторила она, — а таланта генерировать идеи — увы. И вы понимаете, как я обрадовалась, когда узнала, что у нас в поселке появился загадочный изобретатель, который сам, даже ничего у меня не попросив, устроил лабораторию и занимается своими гениальными исследованиями.

Карпова никогда не называли гением, даже Марина не называла, и, наверное, он должен был смутиться от таких слов, но почему-то не смутился — понятно, что общительный Геннадий за эти дни успел рассказать всем о том, что Карпов в своем сарае ставит какие-то опыты над крысами, но о характере этих опытов Геннадий знать не мог, поэтому не знает о них и Елена Николаевна, а раз не знает, то зачем тогда хвалит? Карпов поднял свой бокал, приготовившись чокаться, и сказал, что ему очень льстит похвала от такого заслуженного человека, каким он, бесспорно, считает Елену Николаевну, но он не понимает, к чему она все-таки клонит. Чокнулись. Директорша пила шампанское зажмурившись, как водку. Улыбнулась:

— Я действительно не знаю, что вы там делаете с этими крысами. Да делайте что хотите, хоть клонируйте. У меня для вас есть ставка научного сотрудника и предложение - я буду вашим...

— Цензором? - вспомнил Карпов случай из жизни Пушкина, хотя уже понимал, к чему клонит директорша.

— Нет, не цензором, — улыбнулась Елена Николаевна еще раз. — Соавтором.

План ее был прост. Ехать в Москву надо с чем-то. Этого «чего-то» у нее нет, а у Карпова — есть. Ее не интересует, зачем Карпов этим «чем-то» занимается, но институту будет полезна любая красиво сформулированная — пусть даже и нереализуемая, — идея, подкрепленная хоть какими-нибудь лабораторными опытами. Если совсем честно, никакой научной работы институт много лет уже не ведет, зарабатывая сдачей своих помещений и земель в аренду — деньги надежные, но не так чтоб очень большие. А большие деньги — они валяются под ногами, и прямо сейчас важные люди в Москве решают, какие научные учреждения будут включены в федеральную целевую программу «Сытая Россия», направленную на внедрение инновационных технологий в сельском хозяйстве. Сельскохозяйственных НИИ в стране много, и обидно будет, если какие-нибудь бездельники из Белгорода или Краснодара получат бюджетные миллионы — ведь понятно же, что если кто-то и заслуживает денег, то это тот институт, которому покойный дедушка Карпова отдал годы своего самоотверженного труда. Карпов не понял, при чем тут его дед, но на всякий случай кивнул.

— Я рада, что вы согласны, — горячо зашептала Елена Николаевна. Она уже все придумала — завтра утром Карпов приносит ей описание своих работ, она ставит на него печать института и летит в Москву за деньгами. Конечно, почти половину придется отдать чиновнику в министерстве, отвечающему за распределение средств в рамках ФЦП, но пусть Карпов не волнуется — денег будет много, хватит на всех, и ему тоже хватит.

Карпов понимал примерно половину из того, что говорит директорша. Что он точно понял — речь идет о какой-то коррупционной схеме, и его, в общем, не смущало, что с его помощью Елена Николаевна хочет ограбить государство, к которому никаких теплых чувств он не питал и даже не возражал, если деньги этого государства достанутся этой женщине — все равно их кто-нибудь да украдет. Но вот предложение о соавторстве его почему-то сильно обидело. В успехе своего изобретения он не сомневался и, будучи тщеславным человеком, уже давно видел себя — ну, не Нобелевским, конечно, лауреатом (в конце концов, он даже не ученый, а так — просто изобретатель- любитель), но, по крайней мере, героем первых полос всех мировых газет. И, представив рядом с собой на первых полосах вот эту женщину, он почему-то разозлился. Хотел вежливо сказать, что обязательно подумает над ее заманчивым предложением, но вместо этого пробурчал, пожалуй, более грубо, чем следовало бы: «Нет, меня не интересует ваше предложение», — развернулся и пошел прочь.