Дмитрий Быков - Статьи из журнала «GQ»

Почему вообще не предположить, что Россия ходит по кругу самостоятельно и деградирует благодаря ходу вещей, а не в силу чьей-то направленной воли? Прежде всего потому, что для человека, каким он задуман, естественно расти, прогрессировать и окультуриваться. Всякое общество стремится к развитию, хотя бы и спиралевидному, а не к идиотским циклическим повторениям; всякому обществу стыдно, когда ему лгут в глаза, и противно, когда с ним играют в бесконечную «серую шейку», то есть неуклонно сужают пространство его жизнедеятельности. Деградация России может быть лишь результатом целенаправленной и осмысленной деятельности некоего тайного ордена — и орден этот покрепче пресловутого «ордена меченосцев», причем гораздо лучше законспирирован. Как долго он тут функционирует — пока не знаю, но думаю, что где-то с конца XVIII века, когда начинается громкое раздувание мифа о масонстве. Если где-то есть прогрессоры, должны быть и регрессоры — с удовольствием повторю эту старую и любимую мысль.

Константин Крылов, замечательный писатель и философ, высказался однажды в том смысле, что Россия, может быть, предназначена для великой миссии — ее собираются бросить в пасть дьяволу, чтобы дьявол подавился. Россия и в самом деле слишком большой кусок, ею давится и в ней увязает любой завоеватель. Как знать, может быть, у нас в самом деле есть великая миссия — лежать своеобразным лежачим полицейским на пути у дьявола или, материалистичнее выражаясь, у конца света. Если Россия и впрямь именно такой «улавливающий тупик», ей действительно никак нельзя развиваться, и потому целая подпольная организация делает все возможное и невозможное, чтобы здесь сорвался главный процесс, составляющий содержание всемирной истории, а именно — рост культуры. Человек воспитывается, чтобы перепрыгнуть на следующую ступень эволюционного развития, — чтобы количество перешло в качество и перед нами вдруг оказалась сверхчеловеческая особь, наделенная памятью о тысячелетиях своего прошлого, или волшебным даром телепатической связи, или чудесной способностью сращиваться с гаджетом. Но именно в России наиболее последовательным репрессиям подвергаются наиболее яркие профессионалы. Отрицательная селекция, с помощью которой формируется власть, отмечена столь многими, что это уже общее место: если в нормальном социуме начальник умеет больше и лучше подчиненного, в России он с гарантией бездарнее и беспомощнее, а также много хуже по моральным качествам. Исключения единичны и подтверждают правило. Только в России под видом почвенничества и патриотизма функционирует ярко выраженный антикультурный проект: патриотичным считается культ грубой силы, беззакония и бессмысленных жертв, а все рациональное объявляется отступлением от национальной матрицы. Россия в высшем смысле антикультурна — именно поэтому быт ее остается на уровне XVIII века: улицы любого провинциального города поражают запущенностью, квартиры — неудобством, организация труда — иезуитством. Все здесь сделано с единственной целью: максимально усложнить любую осмысленную деятельность. Власти России, видимо, в порядке инициации узнают о том, что призваны не ускорять, а затормаживать все нормальные процессы, идущие в стране. А про масонство они сами все придумали, чтобы перевести стрелки.

Проще всего сказать, что это паранойя и конспирология. Но вспомните свою жизнь, поглядите на себя со стороны, вспомните хронику российских покушений и нераскрытых убийств — и вам станет ясно: здесь уничтожают не тех, кто «может помешать». Помешать никто ничему не может. Уничтожают тех, кто выламывается из этой матрицы. И даже такой могучий проект, как русский большевизм, выродился здесь в то же самое, а именно — в оргию взаимного истребления и в войну государства против культуры.

Найти бы мне хоть раз их великого инквизитора, их Кощея — думаю, он должен быть похож на Победоносцева. Кажется, я смог бы свернуть его черепашью шею.

Впрочем, и погромче нас были витии — да не сделали пользы пером.

№ 1(113), январь 2011 года

Вот все говорят — глобализация, прозрачность, — но мир, кажется, никогда еще не был столь непрозрачным в высшем, серьезном смысле. Внешние признаки прозрачности налицо — можно запросто поехать куда угодно, кроме тех мест, куда никому особенно не надо (Северная Корея, например), и в интернете новость сообщается через пять минут после того, как происходит; но все это не означает проницаемости главных границ. Напротив, если предыдущее тысячелетие человеческой истории что и доказало с неопровержимостью, так это бесплодность любых попыток распространить свой образ жизни на чуждые территории. Началось это с крестовых походов, закончилось экспортом цветных революций, и главный вывод, который можно отсюда сделать, опровергает Маркса или по крайней мере делает его теорию приложимой к очень небольшому региону: нет капитализма вообще и социализма вообще, а есть национальные матрицы, диктуемые климатом, географией и традицией. Есть путь шведский, русский, нигерийский, и ни распространению, ни даже адекватной иноземной интерпретации он не поддается. Мир превратился из так называемого единого и цельного, подчиненного общим закономерностям, — в сложный конгломерат национальных проектов, и расходятся они друг от друга все дальше. Современному российскому читателю непонятны проблемы современного американца, а уж проблемы австралийца (только что у нас плохо перевели неплохой роман Циолкаса «Пощечина») заставляют его от души хохотать и аплодировать. Думаю, что и драмы русской реальности кажутся американцу либо африканцу чем-то совершенно цирковым.

В этом конгломерате наметилось свое разделение труда. Допустим, в физике действует антропный принцип — его формулируют по-разному, но я предпочитаю формулировку Пелевина, высказанную как-то в разговоре: «Мир устроен так, чтобы человек мог его понять» (и, добавлю, получить от этого удовольствие — хотя бы эстетическое). Но антропный принцип действует и в географии — то ли земля устроена наподобие человеческого организма, то ли человек бессознательно спроецировал себя на нее, но выглядит это так. Верх, он же северо-запад, — мозг. Это Западная Европа. Скандинавия, Канада. Штаты. Штаты, впрочем, — скорее грудь, переходящая в живот. Сердце мира бьется где-то в Нью-Йорке. Китай и Азия в целом — неутомимые руки, вечные производители. Чем является в этой развертке мыс Горн, вы, я думаю, сами догадаетесь, — и Латинская Америка с ее бесконечной суетой, переворотами, любовным пылом и острой кухней в самом деле представляется самым эротичным регионом планеты. Жалко обижать Африку, но, долго играя роль некоей попы мира, она с ней и посей час отлично справляется. А может, она просто еще не проснулась. Но несомненно, что России в этой схеме отведена роль спины с Уральским хребтом вместо позвоночника.