Дмитрий Быков - Статьи из журнала «GQ»

14-е — День декабриста. Празднуется на Сенатской площади в Петербурге. Празднуют все, кто считает себя духовной аристократией. Заканчивается массовой высылкой в целях окультуривания Сибири.

15-е — День сторонников бывшего СССР и дружбы народов, по числу республик. Празднуется в фонтане «Дружба народов» на ВВЦ. Плавно переходит в —

16-е — День пессимиста («кругом 16»). Деклассированная интеллигенция. Празднуется в фонтане «Золотой колос», вокруг огромного колоса, символизирующего все, что получили диссиденты после распада СССР.

17-е — День разведчика («Семнадцать мгновений весны»). Бывшие и будущие разведчики торжественно проносят по улицам города обнаженную Анну Чепмен, выкрашенную в цвета национального флага. Смоленская площадь.

18-е — День призывника. Массовый марш призывников и солдатских матерей с последующими соревнованиями по бегу. Кто убежал, тому повезло. Кто не убежал, тот призвался. Суворовская площадь.

19-е — День ГКЧП (в честь 19 августа). Сторонники чрезвычайного положения митингуют на площади Свободы.

20-е — День ВЧК (основанной 20 декабря 1918 года). Арест всех, кто случайно оказался на улице после комендантского часа, с последующим угощением горячим чаем, обязательно с сахаром.

21-е — День победы над ГКЧП (в честь 21 августа). Противники чрезвычайного положения митингуют на площади Свободы.

22-е — День перебора. Сторонники азартных игр, казино и прочего разврата требуют свободы развлечений на Арбатской площади близ бывшего казино «Метелица».

23-е — Мужской праздник, день мачо, женофобов и антифеминисток. Театральная площадь, в особенности скверик.

24-е — День эколога (24 декабря принято решение о строительстве трассы через Химкинский лес несмотря ни на что). Опушка Химкинского леса. Возможно участие ОМОНа.

25-е — День либерала и толераста, как называют защитников инородческой Москвы. Празднуется либералами, выжившими за предыдущие 24 дня, на Пушкинской площади.

26-е — День расправы над преступной властью. Празднуется на ул. 26 Бакинских Комиссаров, с последующим расстрелом 26 особенно заметных активистов.

27-е — День выживших, в честь А.И.Микояна, двадцать седьмого бакинского комиссара. Торжественное шествие всех, кто уцелел 26 числа.

28-е — День счастливо откосившего (после этого возраста не призывают). Торжественное шествие пацифистов по Знаменской улице вдоль Министерства обороны.

29-е — Шествие сторонников Касьянова (именины Касьяна). Допускаются Каспаров, Лимонов и прочие дестабилизаторы. Площадь трех вокзалов, на все четыре стороны.

30-е — День перебежчика, по числу сребреников. Отмечается на Трафальгарской площади силами политических эмигрантов.

31-е — Стратегия 31. Триумфальная площадь.

32-е — гей-парад сексуальных меньшинств. Вы скажете, что 32 числа не бывает, но гей-парада тоже не бывает.

Надеюсь, этот календарь поможет всем жителям России — или по крайней мере Москвы — выпустить пар без последствий и не пересекаясь. А если нет — значит, нам не хватает 32 дней в одном месяце.

№ 3, март 2011 года

Европа объявляет крестовый поход — против варварства и постмодернизма. Что делать нам?

Когда британский премьер Дэвид Кэмерон объявил о конце эпохи мультикультурализма, некоторые отечественные фундаменталисты очень обрадовались, а либералы, напротив, огорчились. Больше того: отдельные комментаторы заговорили о принципиальной противофазности российского и западного движения к будущему. Они, мол, отказываются от самой идеи плавильного котла, а мы всех граждан России вне зависимости от этнической национальности собираемся обозвать россиянами.

В принципе трудно было сделать русским комментаторам лучший подарок, чем высказывание Кэмерона насчет смены парадигм: все кому не лень говорят у нас о провале американской национальной политики, о крахе Европы, не сумевшей абсорбировать мигрантов, о триумфе национализма, якобы неизбежном в XXI веке после глобалистских утопий прошлого столетия, и о прочем радостном откате в пещеры. Некоторых ужасно радуют пещеры, и они даже особо не скрывают намерения откатиться туда — по пещерным-то меркам они самые умные. Возврат пещерных критериев — типа кто какого цвета — сулит массу удовольствий тем, кому недоступны радости более высокого порядка. Должен огорчить этих людей, но никакого отката не планируется — по крайней мере на Западе. «Конец мультикультурализма», дорогие ребята, означает всего лишь конец эпохи терпимости, окончательный закат политкорректности, которую, впрочем, похоронила еще победа Саркози под лозунгом «Ракалья, знай свое место». Ни о каком триумфе полиэтничности и, соответственно, о крахе либеральной доктрины, затоптанной исламскими гостями, говорить не приходится. Напротив, Кэмерон провозгласил всего лишь отказ от терпимости, так что всякого рода экстремисты — включая национальных — теперь будут себя чувствовать менее вольготно, только и всего.

Ни о каком отказе от европейских правил речи нет, эти правила не для того складывались веками, чтобы отказываться от них под давлением трудящихся Востока. Просто те, кто не хочет играть по этим правилам, будут отныне именоваться не меньшинствами и не борцами, а все теми же ракальями. К слову сказать, провозглашенный сначала Ангелой Меркель, а потом и Дэвидом Кэмероном «конец терпимости» означает кое-что и для России, и Россия успела уже это почувствовать, но пока не осознала. В самом деле, предполагаемые (и вполне реальные) ограничения на въезд в Европу — например, для чиновников, повинных в гибели Сергея Магнитского, — вполне в русле грядущей борьбы за ужесточение европейских принципов. Эти принципы, впрочем, никогда не были особенно мягкими, но в последние лет тридцать стали размываться — не в последнюю очередь из-за той же России, которая замечательно умеет заражать окружающих своими болезнями. Израильскую армию она заразила дедовщиной, европейские правительства — коррупцией, а одна из самых опасных бацилл — деидеологизация — проникла от нас, кажется, повсюду. После советской власти мы так усердно боролись с любой идеологией, что дотрахались до полного прагматизма: что выгодно, то и правильно. Раньше о вреде идей кричали в Европе только самые оголтелые постмодернисты, но только в России постмодернизм стал государственной практикой: у нас давно уже все равно всему и поэтому все можно. Европа никогда не доходила до такой радикальности; собственно, здесь и марксистов было полно, но марксистскую утопию построила у себя только Россия. Постмодернистский мир получилось установить только в России, искренне купившейся на абстрактные, не имевшие никакого отношения к практике интеллектуальные спекуляции западноевропейских сотрясателей воздуха. Но Европа никогда постмодернистской не была — здесь слишком хорошо помнят крестовые походы; христианство всегда умело защищаться, ибо религия эта по существу экстремальна, пламенна и менее всего терпима. Оно смягчается, конечно, с годами, поскольку человечество все дальше от варварских времен и соответствующих методов дискуссии, — но попытка заменить христианское «не мир, но меч» неким муляжом в овечьей шкуре никогда еще не принималась всерьез теми, кто читал Евангелие. Рискну сказать, что Запад объявил новый крестовый поход — только теперь уже не против коммунизма, а против любых сил разнузданной дикости, пещерной простоты и агрессивного невежества, косящего под новую пассионарность.