Юсуф Шаруни - Современный египетский рассказ

В школу я явился к началу третьего урока. Солнце уже высоко поднялось над школьным садом и залило почти всю террасу, подбираясь к дверям в наш класс. А там творилось нечто невообразимое. Меня встретили хохотом, криками:

— Вот он, явился!

На щеках моих еще не высохли слезы, и все тело было в синяках. Я изнемогал от усталости. Странно, но никто ничего не заметил. Должно быть, произошло что-то необычное. Проходя к своей парте, я спросил:

— Эй вы, что случилось?

— А ты не знаешь? Абуль Макарим-эфенди сегодня не пришел!

— Ну и что?

— Как что? Тот, кто не приходит в четверг, — кто он такой?

— Могильщик! — мгновенно сообразил я, и все радостно захохотали.

Вдруг словно из-под земли посреди класса вырос смотритель. Мы оцепенели. Шум разом умолк, слышался лишь его тонкий, с присвистом голос — как кошачье мяуканье:

— Что за гвалт? Вы где находитесь? На базаре? Вы кто? Стадо баранов?

Он раздраженно повернулся, намереваясь выйти, и тут столкнулся в дверях со школьным сторожем, тоже заглядывавшим в класс. Феска его покачнулась и упала бы, если бы господин смотритель ловко не подхватил ее. Не помню, я ли первый засмеялся или кто другой, но только господин смотритель с ненавистью посмотрел на нас, зло плюнув на переднюю парту, и вышел, проклиная несчастное время, когда таких, как мы, допустили в школу. Но тут же вернулся, таща за шиворот сторожа. С яростью втолкнул его за порог и рявкнул:

— Перепороть всех!

Сторож не задумываясь схватил первого попавшегося — это был я — и повалил на пол. Свирепая розга обожгла мне ноги…

Несчастный, оскорбленный, приплелся я домой.

Едва завидев меня, мать завопила, колотя себя руками в грудь:

— Куда ты девал осла, паршивец?! Куда ты его девал?!

Сердце мое оборвалось:

— Так я же оставил его сестре, на углу нашей улицы…

Мать начала бить себя по щекам и рвать на себе платье:

— Да не пришел он! О черный день! Беги, ищи его сейчас же!

Я повернулся и вышел из дому в полной растерянности. Где искать? Вдруг меня осенило: может, он забрел на клеверное поле, где пасся в первые дни, после того как мы его купили? Тогда найти — пара пустяков! Но тут же я представил себе дорогу туда и обратно, огненный шар солнца в небе, пышущую жаром землю и свое собственное тело, превращающееся в жареную лепешку… Ох, нет! А может, кто-то из братьев наткнулся на него и отвел на пашню?..

Через полчаса я был там. Когда братья узнали, с чем я явился, они, как мать, начали кричать на меня, а я, уже не в силах плакать, лишь едва мычал что-то. Но сами небеса послали мне помощь. На крик братьев пришел человек, который мне всегда нравился, — дядя Фархат. Он садовник, торгует на местных базарах фруктами и знает весь наш квартал, все, что происходит в нем, всех людей — торговцев и покупателей, богачей и бедняков. Услышав о нашей беде, он сказал:

— Вообще-то я знаю того человека, что продал вам осла. И как раз сейчас туда еду. Пусть кто-нибудь из вас поедет со мной, спросим, не вернулся ли осел к нему.

— Поезжай ты! — приказал старший брат, подсадил меня на осла позади дяди Фархата, и мы поехали.

Ехали долго, пока не добрались до какой-то маленькой деревушки. И первый, кого я там увидел… От неожиданности я чуть не свалился на землю. Спрятавшись за спину садовника, я прошептал:

— Не может быть!

— Что с тобой? — спросил он.

— Я видел его!

— Осла?

Первый раз за этот день я улыбнулся:

— Да нет! Нашего учителя, Абуль Макарима-эфенди!

— Так он же из здешних, он же живет тут, — сказал дядя Фархат.

Полагалось бы подойти и почтительно поздороваться, как и подобает при встрече ученика с учителем на улице. Но я был в таком плачевном состоянии, что сил на это у меня уже не хватило. Лучше спрятаться.

Не тут-то было! Я с ужасом увидел, что учитель сворачивает на ту же улицу, куда направлялись и мы. Но он исчез в угловом доме, а мы остановились возле соседних дверей. Навстречу нам вышел хозяин, пригласил войти, усадил на высокую скамью, поинтересовался здоровьем моего отца, справился об осле — и тут я разревелся. Садовник рассказал, что случилось. Хозяин искренне огорчился и заверил нас, что не видал осла с тех пор, как продал его. Побеседовав еще немного, садовник поднялся и попросил разрешения оставить меня здесь, пока он не сходит по своим делам. Хозяин радушно согласился и сказал, что, может быть, как раз за это время осел и в самом деле придет. Садовник ушел, а хозяин посоветовал мне прилечь, дать отдых уставшему телу.

Скамья, на которой я растянулся, стояла у стены, отделяющей дом нашего гостеприимного хозяина от дома Абуль Макарима-эфенди.

За стеной говорили раздраженно. Я узнал голос своего учителя:

— Да имей же совесть, наконец! Как тебе не стыдно! Из-за тебя ведь и обо мне уже сплетни идут.

Стена задрожала от горестных воплей, и хозяин кинулся к двери:

— Сбегаю разниму их и сейчас же вернусь.

Вопли умолкли, и слабый надтреснутый голос сказал:

— И он еще меня стыдит… А что я буду делать? Это мое ремесло, которому меня учили с детства… Как я его брошу, да и зачем?

И я услышал горькие рыдания.

Наконец все стихло. Меня сморил сон. Мне приснилось, что я блуждаю по каким-то темным закоулкам, откуда не могу выбраться. Каждый раз выхожу на грязный пустырь, окутанный густым туманом. Из тумана раздается непонятный грохот. Я дрожал от страха и очень обрадовался, когда хозяин осторожно разбудил меня. Приоткрыв глаза, я увидел замечательную картину: на полу расстелена циновка, посередине стоит большой деревянный поднос с едой и… Кто это? Я протер глаза, окончательно проснулся и увидел моего старшего брата. Наверное, мать послала его за мной, чтобы я не вздумал вдруг сбежать из дому. Я подсел к циновке и просил хозяина:

— Из-за чего это так спорили в доме Абуль Макарима-эфенди?

— Твой учитель настаивает, чтобы отец его бросил свое ремесло: он же, не к столу будет сказано, могильщик.

Ложка выпала из моих рук. Могильщик! Абуль Макарим-эфенди… Его отец — могильщик! Поистине велик Аллах!

Мне даже есть расхотелось. Я отвернулся от циновки и стал вытирать руки и рот. Хозяин удивленно воскликнул:

— Ты чего это? Ешь еще!

Я сказал, что сыт, поблагодарил его и встал. Мой старший брат подошел ко мне, наклонился и шепнул, что осла нашли — он пасся себе спокойно у старых развалин аль-Укайша неподалеку от нашей деревни…

Пер. Л. Степанова

Голоса Габеров дрожали от печали. Большой Габер, лежавший под саваном, движением ресниц подал им знак садиться. Плача, один из Габеров прошептал:

— О отец наш, дай нам помощи и совета.

Но Большой Габер не промолвил ни слова.

Другой Габер торопливо собрал в одну связку несколько прутьев, дабы напомнить, что в единении сила. Но Большой Габер опять не промолвил ни слова.