Герман Садулаев - Бич Божий: Партизанские рассказы

А настоящие враги и либералов, и демократов, и левых — всех, кто искренне любит Россию — вот эти иуды с лоснящимися от внутреннего жира мордами. С ними дискуссия невозможна. Потому что у них нет никакой позиции, никакой идеологии. И вместе с тем они могут занять любую позицию и примерить любую идеологию. Когда споришь с ними, то все равно, что стреляешь в тени — все пули проходят мимо. Они — оборотни. У них только одна цель — продолжать обманывать, обкрадывать, насиловать нашу родину. Им безразлично, под каким флагом это делать. Они циники и постмодернисты от политики. Они воры и негодяи.

Мы должны свалить их, свалить вместе, чтобы открыть России путь к свободному выбору своей судьбы, своего будущего. Пусть это будет пока только на нашем маленьком участке фронта. Войны выигрывают не маршалы, войны выигрывают лейтенанты.

А пока мы грызем друг другу глотки, они пристроились сзади и методично имеют нас в жопу, нас и всю страну.

Берзоеву удалось убедить в необходимости союза многих. Отчасти даже самого Невинного — яростного сторонника русской идеи, которую он, впрочем, никак не мог однозначно сформулировать. Часто они спорили:

— Гоша, в чем твоя идеология, объясни мне, нерусскому человеку, — спрашивал Берзоев.

Невинный начинал нервничать:

— Я вижу, что мой народ вымирает, каждый год на миллион или больше. Мой народ теряет свои территории. Мне не нужна идеология, чтобы любить свою мать, не нужна идеология, чтобы любить свою родину!

— Чтобы любить мать, идеология действительно не нужна. Но, чтобы идти во власть, нужны и программа, и философия, которая будет понятна и принята народом. Если ты, конечно, не хочешь просто власти ради власти. Но тогда чем ты отличаешься от наших отцов-иезуитов?

— Я знаю, Ваня, ты все подводишь опять к своему ебаному марксизму, который уже чуть не уничтожил нашу страну.

— Страну уничтожал не марксизм. Страны не может уничтожать ни марксизм, ни теория конвергенции, даже учение Платона не может ничего уничтожить. Это всего лишь теории. Ты знаешь, кто уничтожал страну и народ. Это такие же и те же оборотни, приспособленцы, что и сейчас.

— А вот хуй тебе! Ты сам себе противоречишь. То кричишь, брызгая слюной, что нужна теория, а то сам признаешь, что все теории — говно, главное — личности. Как тебе удобнее! Это же софистика. А ты сам — первый иезуит. Ты и все твои левые, пикейные жилеты. А ты скажи, Ваня, у тебя — такая программа есть?

— У меня — есть.

— Да ладно!

— Есть.

— Ну, давай, излагай!

— Даю. По пунктам. Первое — то, чего все боятся — пересмотр итогов приватизации. Убить «священную» корову нынешней власти.

— Ага, снова твое двуличие. Меня в подстрекательстве к погромам обвиняешь. А то, что ты говоришь, — не призыв к погромам? Никто не отдаст ничего сам, всех придется убивать и отдирать собственность с кровью! Собственность быстро прирастает к телу! Это снова бойня, революция, экстремизм.

— Нисколько! Ни разу не экстремизм. Я юрист, законник. Все должно быть сделано по закону. И даже наше действующее российское законодательство предоставляет все возможности для применения правовых методов пересмотра итогов приватизации. У нас нормальное, цивилизованное законодательство, уголовное и гражданское. Его составляли умные люди, с учетом мирового опыта.

— Да, либерасты и дерьмократы. С учетом опыта мировой либерастии и дерьмократии.

— Гоша, право само по себе не бывает ни либеральным, ни социалистическим. Право, как говорили древние римляне, это воплощенный разум. Нет логики мужской и женской, европейской и африканской — есть логика и идиотизм. Так есть право и есть беспредел. Все. Прихватизация народной собственности — это не право, это беспредел. С беспределом нельзя бороться другим беспределом. Только законностью.

— Да, и как же?

Берзоев продолжал втолковывать, не обращая внимания на сарказм:

— Это даже проще, чем может показаться. Практически ко всем актам захвата народной собственности могут быть применены правила о недействительной сделке. А какие последствия влечет недействительная сделка? Правильно, никаких. Какое же решение должен принять суд? Двойная реституция.

— Двойная кто?

— Не делай вид, что не понимаешь. Лучше меня все понимаешь. Двойная реституция — возврат сторон в первоначальное положение. То есть если наш олигарх путем махинаций на залоговых аукционах или еще как-то приобрел сталелитейный завод за цену, скажем, двухкомнатной квартиры в Воронеже, то ему законно и справедливо выплачивается сумма, равноценная стоимости двухкомнатной квартиры в Воронеже, а сталелитейный завод возвращается в народную собственность. И все. Никого не сажаем, не расстреливаем. Уважаем право частной собственности. Никаких конфискаций! Только реституции. И для этого хватило бы даже Кодекса Юстиниана, а наше гражданское законодательство развито все же лучше, чем законы Рима.

— Да ты знаток римского права!

— Еще бы. У меня зачет по нему сам полупреемник принимал, когда еще был преподавателем.

— Ага. Только у нас не Рим. У нас без ОМОНа хуй какая реституция получится.

— Ну что ж… а не ты ли мне что-то про Третий Рим толкал?

— Приплел тоже. Давай лучше дальше.

— Хорошо. Дальше. Выплата вкладов Сбербанка с индексацией по реальным потребительским ценам. В Советском Союзе четверть работающего населения имела на книжке деньги, чтобы купить себе домик в пригороде. Вот на домик в пригороде и вернуть. Сразу появится так долго ожидаемый средний класс. Народ же беспардонно ограбили на эти деньги! Сбербанк был государственным банком. Сбербанк и сейчас есть, и сейчас принадлежит государству. Российская Федерация провозгласила себя правопреемницей СССР по всем обязательствам. Почему же она исполняет свои обязательства перед всеми, кроме своего собственного народа?

— Демагогия. Это невозможно.

— Все возможно. Если вклады не вернут, тогда — народный дефолт. Отказ населения, всего сразу, делать выплаты по всем кредитам, особенно государственным и полугосударственным банкам. Если государство может объявить дефолт и перестать выполнять свои обязательства, почему народ не может сделать то же самое?

— Это крах банковской системы. В текущем году россияне понабрали столько кредитов, что потратили в полтора раза больше, чем заработали.

— Значит, тем более, безопаснее вернуть нашим старикам их гробовые с советских сберкнижек. Третье: реформа уголовных наказаний. Амнистировать тех, кто сидит за мешок картошки. Есть прописанное в законе смягчающее обстоятельство: стечение тяжелых жизненных обстоятельств.

— Что же, понемногу воровать можно?

— Воровать вообще нельзя. Ни картошку, ни мобильники, ни кошельки в автобусах, ни миллионы из госбюджета. Просто, если кто своровал мешок картошки, чтобы накормить детей, — его не надо сажать в тюрьму. Его нужно наказать — тот, у кого он украл картошку, может, сам едва сводит концы с концами! Отправить вора на принудительные работы, чтобы вернул потерпевшему четыре мешка картошки и в то же время продолжал кормить собственную семью. А за миллион из госбюджета судить по другой статье, за нанесение ущерба национальной безопасности. Ему придется сесть, чтоб другим неповадно было.