Дмитрий Бортников - спящая красавица

«Тебе нравятся девушки?» — спросил он однажды.

«Да», — сказал я.

«Мне тоже. Очень сильно. Только я с ними не могу. Никак. Они как огонь! Смотришь на них издали. Только издали. Я могу смотреть на них только издали! Ебало разинешь, а они уже здесь! Рядом! Лицом к тебе! Близко-близко! Такая бешеная скорость! Ну, ты раз и руку протянул, а они снова далеко! Как огонь! А у тебя?»

«Такая же история, — говорю. — Точно так же. Только я и руку протянуть не могу! Я на них вообще смотреть не могу. Ни далеко, ни близко! Никак! Но это все — ерунда! Хуже всего не это. Нет! Совсем не это... Хуже всего — другое. Они меня видят... Вот если б они меня не видели... Я бы на них смотрел. Но так, чтоб они не видели. Чтоб самому быть невидимым!»

«Слушай! Здорово! — Он был в восторге! — И я так! Точно так же! Вот я жил когда здесь совсем маленький, то мечтал перед тем как уснуть. Надел шапку на голову и стал невидимкой. Ходи где хочешь. Смотри как хочешь. Долго, быстро! Как хочешь! То далеко, то близко! Когда тебя никто не видит, легко смотреть на все. Легко и хорошо... Зашел в одну квартиру, постоял, посмотрел, как Она в ванной лежит. Ну там или в туалете. Или одевается. Или чешется. Или комаров бьет. Нормально. А вот когда так увидишь, на улице или в училище, так мурашки бегут! Потому что тебя тоже видно! И еще виднее, чем их! Все на тебя смотрят! Все! Вся толпа! Даже собаки! Ну хоть и понимаю, что на хуй никому не нужен, а все-таки... Все-таки... »

Ботанический сад. Туда шли трамваи. Было два входа. Центральный, с Московского шоссе, и другой. Вход — громко сказано. Дырка в заборе. Я увидел сад именно из трамвая, да, и впервые вошел туда через эту дыру. Кто знал, что этот сад станет для меня единственным убежищем в этом городе? Кто мог это предвидеть? И кто мог сказать, что этот сад мне сильнее всего скажет о матери. О ней. Вообще о матерях. Что это такое. Да. Кто они. Этот сад стал для меня женщиной. Она говорила со мной.

Моя мать и растительный мир. Бесстрашие. Нечувствительность к боли. Отсутствие страданий. Неуязвимость. Беспамятство. Интерес к травам и мать. Чувство судьбы...

Насекомые... Жучки-солдатики. Паучки. Стрекозы. Мухи. Пчелы. Я представлял, как они уснули. Они спят и меняются. Во сне! Моя мечта! Их личинки. Их медленная жизнь. Их сны... Меня окружала тишина. Я приходил специально! Что-то меня тянуло. Пустота! Ни ветра, ни жужжания. Ни голоса, ни бздежа!

Такое отсутствие людей надо было заслужить! Что я сделал такого хорошего?! Кому я спас жизнь, чтобы остаться одному?! Здесь, в осенних джунглях?! В хрустальном полдне?!

Красные, оранжевые тени... Листья дубов, в тени которых я мог улечься. Огромные, просто гигантские, и на ветвях что-то странное. Что-то будто чужеродное. Волосы! Будто забытые волосы! Омела. Это была омела! Мать ее показывала! В лесу! В те райские денечки! Точно! Я вспомнил! Черт! Ее руки! Когда она там, в доме, осталась одна! И волосы! Да! Волосы как омела!

Мне никуда не деться. Никуда. Я прикован к пруду. Ради него я приходил в этот сад.

Лицо матери двоилось. Всегда двоилось. Как отражение в пруду. В пруду среди лилий. Я приходил в ужас! Конечно! Как это до меня раньше не дошло?! Придурок! Мудило грешный! Паморок! Да что я мог сделать? Да стоило мне только взглянуть ей в лицо и все! Все! Пишите письма! Я не мог отвести глаз!

Она взяла свое бесстрашие у трав. Ее нельзя было уничтожить! Она поднималась снова! В этом саду я увидел то, чем была моя мать... Мир трав, мир бесстрастия, мир без боли, без надежд и без мыслей...

Я будто сидел внутри ее мозга! В самой сердцевине ее души! Верхом на плодах дерева, растущего из ее печени! Я был внутри ее мира. Среди цветов, под сенью дерева... В беспамятстве я смотрел на гладь пруда. Я видел отражение матери. Оно улыбалось... Ее лицо... Она приглашала. Ну, ну — смелее...

«Войди в эту воду... — улыбалась мать. — Окунись в этот пруд». Не мигая, склоняясь все ближе и ближе к воде, я увидел свое лицо. Мать исчезла. Из пруда на меня смотрело мое лицо. Наверное, в ту минуту мать вошла в меня, в мои глаза, в мое тело.

Наверное, тогда, впервые за всю жизнь, я почувствовал к ней любовь! Я был ее сыном! Она могла смеяться! Я вошел в эти воды! Беспамятство захлестнуло меня, дошло до сердца, и все улеглось! Будто ничего не было! Теперь я был неуязвим! Да! Непобедим! Ни для кого! Ни для одной живой души! У меня вынули занозу! И память об этом купанье в царстве матери начала новую эпоху.

Во мне текла ее кровь. Я выкупался в крови своей матери. Я знал свое прибежище. Из любого места туда рукой подать! И теперь мое лицо будет так же двоиться... Среди лилий, в бесстрастном покое...

Она меня и здесь нашла! Куда бы я ни смотрел, куда бы ни прятал глаза — везде была она! Моя мать! Везде было ее царство! А этот сад! Она меня сюда заманила! Она все знала! Заранее! Может, она сама здесь была раньше! Я не знаю. Я ни в чем не уверен! Да выйди она сейчас из аллеи, я даже не моргну! Она будто послала меня сюда... В свой мир. Я оказался сейчас внутри нее! Снова! Еще раз! Черт! Час от часу не легче!

И вот я сижу здесь часами и смотрю на поверхность воды. Почему я не мог отвести глаз от этих белых лилий? Три цветка. Да. Белые-белые, как первый снег, как сама его сущность. Не мигая, я сидел, и казалось, они плывут ко мне. Так медленно, будто крадучись.

И еще кувшинки. Темная глубина, ее тишина и желтые лепестки кувшинок над ней. Их скольжение. Как хор. Как колдовство... Я улавливал что-то зловещее в этой тишине... Я будто слушал далекий вздох. Как пророчество... Да. Я не мог отвести глаз от этого полумрака. От этой глубины.

Мне вспоминались забытые сны. Странные, иногда почти страшные, далекие до такой степени, что, казалось, произошли на самом деле. Да, такие сны... А иногда внезапно возникала тревога. Я чувствовал, что подошел к самому средоточию тревоги! Глаза начинали бегать! Я мигал как сумасшедший и уже не видел ни пруда, ни лилий. Меня тянуло куда-то! Я вскакивал и начинал кружить на месте, как голубь! Потом вдруг видел близко-близко другой берег пруда! Оказывается, я успел сделать круг! И если бы только один! Нет! Ноги сами несли меня по кругу! Можно было спать спокойно! Как слепой крот стремится вверх, так и я раз за разом огибал этот пруд.

В конце концов... Запыхавшись, я снова падал на то же самое место. Да! Трава не успевала выпрямить спину, как я снова был в седле! Что это было?! Что?! В результате я чувствовал себя так, будто на мне не просто пахали, нет. Это еще ничего! Я будто попал под череп какому-то психу, который думает без передышки! А это еще та работенка! Меня мотало-кидало из угла в угол! Из стороны в сторону! Как пустую лодку на перекатах! В голове шумело, и к вечеру я себя чувствовал как лимон, который выжала вся наша семейка. По три раза каждый.