Дмитрий Бортников - спящая красавица

И все ближе и ближе я видел эти лилии. Они вытягивали ко мне белые руки. Медленно-медленно выступали из темной глубины. Я мчался дальше и, оглянувшись, замечал, как они снова погружаются в полусумрак воды. Мне стоило труда не броситься к ним. Туда. В пруд. В это средоточие тревоги. Я был так близок к этому страху Красоты! Наверное, думал я, потом мне уже будет легче... Да. Я смогу смотреть на Красоту, не отводя глаз! Смогу войти в самое средоточие этой тревоги!

Плавающие лилии. Часами здесь я смотрел на них. Я будто всходил на это белое, трепещущее ложе! В это сердце блаженства! В самое сердце сна!

Это было место силы! Она была здесь! И она вошла в мои сны. Да. Мне снились потом эти лилии. Так подробно. В этих снах я мог разглядеть их стебли, уходящие в глубину. Их дрейфующие листья. Красноватые, огромные, с каплями внутри.

Во сне я нырял и спускался все глубже и глубже по стеблю. И стебель. Он, как умная змея, прикасался ко мне... Сопровождал меня. Я спускался. К самым корням, укутанным илом. К этому средоточию тревоги... Вдоль сине-зеленого стебля... В тишине. Все ниже и ниже...

Часами я просиживал в библиотеке над энциклопедией. Водные цветы. В нашем технаре это был пиздец! Чтоб кто-то сидел в библиотеке?! Да чтоб еще и читал?! Нонсенс! Я впервые услышал это слово именно в связи с моим уединением! В нашей библиотеке читали только — профессора и тараканы! Здесь даже мышей не было! Представьте! Наверное, их отравляла атмосфера! Да! И еще стены! Болотно- зеленые! Только тараканы в последних стеллажах и спины мастаков, обтянутые пиджаками! О боже, какая была тоска! Зеленая? Как же! Это была радуга тоски! Северное сияние тоски! Стоило только засунуть сюда нос и все! Потом все шмотки воняют тоской — не отстираешь! Весь день таращишься вокруг, как гусь на закат! Это было место вздохов! Просто один гигантский вздох! Сюда даже пирожки никто не забегал съесть! Уж лучше на заднем дворе! Посреди мерзлых какашек, в зарослях боярышника! Но только не здесь.

Меня боялись! Серьезно! Я распространял заразу! Зеленую немочь! Моя тень стала похожа на тень таракана. Да! Огромный таракан, вставший на дыбы! Я распространял тоску, как старая газета с объявлениями!

И при этом я оказался в волшебной пещере. В гроте, до самого выхода забитом сокровищами! Тонны книг о растениях. О том, что растет, цветет, приносит плоды и умирает. Да. Одних книг о злаках здесь было не перелистать за три жизни. Миллионы видов пшеницы! Только одних твердых сортов! Про ячмень и рожь я не говорю! Это был особый стеллаж. Ха-ха! Это было настоящее злачное местечко! Но мне было мало даже этих просторов!

В киосках «Роспечати» и на почте я пялился на витрины, там стояли открытки с цветами. Поздравительные открытки! С днем свадьбы. С днем рождения. С юбилеем семейной жизни. С Днем победы. С Восьмым марта. Да. Самые красивые цветы были как раз на них! Нарциссы, тигровые лилии, тюльпаны всех видов! А какие там были лотосы! Я торчал перед киосками, как последний придурок! Даже самая последняя собака в мясном ряду может наконец насытиться! Но только не я!

У меня у самого всегда было Восьмое марта! Вечное Восьмое марта! Я скупал открытки пачками, всякие, и чтоб отправлять в конвертах, и так! У меня спрашивали: «Какие вам? С марками?!» Я хлопал глазами. Эти цветы дошли бы до меня и без адреса! Там были странные, совсем незнакомые цветы. Никакой идеи! Я их просто не мог видеть! Но ничего. Знакомство происходило чуть позже. В нашей читалке.

Гиацинты. Розовые, фиолетовые, меланхоличные и сильные. Мрачные, влажные ирисы. Хранящие молчание. Будто закрывшие глаза. Я пытался ощутить их запах. Представить себе! Мой нос отказывался!

Со стороны, наверное, я выглядел!.. Почти закрыв глаза над открытой книгой, в нее вложена почтовая открытка, — и ноздри во все стороны! Как уши у зайца! Точно! Когда запахло жареным и — ноги в руки! Так я сидел и спал глубоко-глубоко. И вот эти закрытые глаза привели меня к ограде этого сада. К его решетке. В молчаливый могучий растительный мир. В место роста. Да. Совсем другая жизнь. Абсолютно... Без верха и без низа... Выжить... Только жизнь. Слепая жизнь. Вверх... Вверх. Безветрие. Влага. Вдох и выдох. Тихий едва заметный вдох жизни. Переворот семени. Расправление. Поиск с закрытыми глазами. В полной тьме. Да. В полной тьме...

Этот влажный ветер. Входишь в оранжерею. Потом тишина. Только влажные листья, теплый выдох цветов. Блеск капель. Неподвижность, как глубоко под водой. Да. Я очутился в подводном мире. Здесь шел мелкий-мелкий дождь. Невидимые фонтанчики увлажняли яркую зелень. Изумрудные, почти синие крупные листья незнакомых цветов. Шорох капель. Так, будто кто-то потирает волосы у твоего виска. Теплый мир трав. Да. Мир предчувствий.

Никого. В первый раз я просидел здесь так долго, что меня разбудил свет. Здесь включали после пяти часов. Я сидел, моргая, все было залито этим ярким космическим светом. Зелень в нем стала бледной, почти белой. Я посмотрел на свои руки. Они излучали тонкий красно-фиолетовый свет.

Да, в первый раз я здесь заснул. От тишины, от тепла и влаги. В тот раз я не заметил пруда.

Эта оранжерея стала моим убежищем. Моя стеклянная пещера. И здесь, думая, что наконец — все... Один. Без всех. Без матери, без семьи, без чувств... Я оказался так близко к ней. Да. Я вошел в материнский мир. В ее царство.

Заигравшись, сюда забегали дети. От тишины, влаги и теплого ветра они притихали. Это было для них слишком... Без перехода, без коридора, без покупки билетов... Сразу. Будто они вбегали неожиданно для самих себя в запретные комнаты. В комнаты, полные сумерек и шепотов... В комнаты, куда им всегда запрещалось входить. Их удивление... Бесстрашие?.. Любопытство?.. То самое, что движет детьми, когда они сходят с тропинки и замирают на границе сумеречного леса. А потом медленно углубляются в этот лес... Заглядывают туда и уходят все дальше и дальше...

Странно немного: сюда забегали мальчики, да, только они сначала... А потом уже их сестры. От неожиданности они брались за руки. Как во сне, в комнате сна, где были только обещания, только надежды... Они смотрели по сторонам, а потом вверх. Будто хотели узнать, в какой стороне небо. Они меня замечали не сразу. Чуть позже. Уже успев окаменеть, они еще водили глазами... Думаю, они уже ничего не видели. А я наблюдал за ними, притаившись у своего озера. Их огромные зрачки... Не прикасаясь, не дотрагиваясь, я уже знал, какие у них прохладные ручки. Их запах... Волосы... Аромат головы... И еще там, где шея... Там, где ложбинка...

Они снимали шапочки, так медленно-медленно, будто засыпая... Тихие-тихие, как после слез. Они вбегали сюда как по ошибке... Случайно попадали в чудесный храм, где забывалось все... И слезы, и гнев, и слова.