Дмитрий Леонтьев - Охотники за удачей

И тем не менее вычурная манера держаться, надуманная поза и исполненная высокомерия осанка Березкина были хорошо ему знакомы. Память услужливо пролистала несколько месяцев, возвращая его в просторный, удобный кабинет особого отдела дивизии. Капитан Байстрюков удобно расположился в кресле напротив и, вот так же вытянув нош, выстукивал кончиками пальцев на крышке стола незатейливую мелодию, поглядывая на сидевшего перед ним Врублевского немигающими зелеными глазами, словно давая понять: «Я все знаю, я только хочу услышать это от тебя».

— Нет смысла запираться, Владимир Викторович, — отеческим тоном советовал он. — Для нас это дело и выеденного яйца не стоит. Расколем, капитан, раскусим, как орешек. Не таких кололи… Уж лучше сами расскажите, вам же лучше будет. Суд это зачтет. К чему запираться? Вы же открыто обвиняли полковника Семенчука в гибели роты. Это слышали десятки людей. У вас с ним была серьезная ссора, в результате которой вы пообещали друг другу множество самых разнообразных сюрпризов… А через день полковника нашли мертвым.

— Экспертиза установила, что полковник был убит из моего оружия? Или кто-то видел, как я стрелял в него? Это ваши ложные умозаключения, построенные на факте нашей ссоры с полковником. Полк находился в полевых условиях, вокруг кишели бандформирования, для которых полковник спецназа представлял собой весьма соблазнительную добычу.

— В этом случае его предпочли бы похитить, а не убивать.

— Но дело происходило в двухстах метрах от палаток полка. Часовые обнаружили его тело уже через пять минут. Я в это время был в палатке, это могут подтвердить четыре человека.

— Уже подтвердили, — не стал скрывать особист, — но мы и их расколем. Вся эта история ни для кого не является тайной. Дело лишь за доказательствами. И мы их найдем. Но я настоятельно рекомендую вам сделать заявление до того, как мы докажем вашу вину.

— Послушайте, капитан, — тихо сказал Врублевский. — Их было восемьдесят шесть человек. Восемьдесят шесть молодых, крепких и жизнелюбивых ребят. И они были отличными солдатами, они служили не за звездочки, не за ордена и не за деньги. Они останавливали ту заразу, которая расползалась по стране стараниями таких, как полковник Семенчук. И сейчас эти парни мертвы. Все, до одного. Даже раненых не осталось. Как я выжил — одному Богу известно. На мне даже царапин нет, только оглушило слегка… А Серега Трубников мучился минут двадцать, и я ничем не мог ему помочь…

— И вы решили отомстить? — понимающе склонил голову особист.

— Нет… Но подумайте лучше вот о чем… Есть убийцы, которые готовы лишить человека жизни за рубль, есть убийцы, готовые погубить другого за миллиард… Но какой же сволочью надо быть, чтобы убить из-за денег восемьдесят шесть человек? Восемьдесят шесть! Они не получали этих денег! Не получали — вы понимаете?! Это фальсификация! Вы же знаете, при них не нашли денег, а Семенчук утверждал, что они только что получили жалованье. Куда, в таком случае, делись эти деньги? Не было их, разве это не ясно?! Я для Семенчука был как призрак из ада. Вертолет, расстрелявший наши позиции, принадлежал не оппозиции, а нам! Это был наш вертолет!

— Вы заметили опознавательные знаки? — холодно спросил особист. — Или бортовой номер?

— Нет. Я же говорил вам: меня оглушило в самом начале обстрела. Присыпало землей… Видимо, это меня и спасло… У Сереги на виске был кровоподтек… Я думаю, их добивали…

— Вы думайте, что говорите, капитан! — Байстрюков даже привстал из-за стола. — За подобные обвинения можно… Подобная ложь не обелит вашей злобы, мы найдем доказательства, достаточные для того, чтобы отправить вас в те места, где вы сможете хорошенько подумать, стоит ли делать подобные обвинения в адрес командования… Что ж, начнем с самого начала. Где вы находились в ночь на четвертое августа?..

Врублевский провел ладонью по лицу, словно стряхивая наваждение. Кабинет особого отдела растаял в дымке прошлого, и яркие лампы ночного клуба вновь высветили сидящего за столом Березкина.

— Ну, хорошо, — неожиданно сказал Березкин, видимо, почувствовав перемену в настроении собеседника. — Предположим, что ты получишь автономию… Естественно, относительную. Сначала ты поработаешь с моими ребятами. Это необходимо. Они объяснят тебе все, покажут и расскажут. А там видно будет. Все будет зависеть от тебя. Но пока ты поработаешь в группе. Некоторые «темы» просто невозможно провернуть в одиночку. Ребята у меня — что надо, проверенные делами и временем. Спортсмены. Вы найдете общий язык. Это настоящая боевая группа. Все же это несколько лучше, чем «ломать валюту», «катать» или собирать «лом» у ювелирных магазинов… И уж куда лучше, чем халтурить вышибалой в этом кабаке. Решайся. Долго уговаривать я не буду.

— Хорошо, — неожиданно для себя решился Врублевский. — В конце концов, терять мне все равно нечего.

— Вот именно, — одобряюще улыбнулся Березкин. — Ты приехал в этот город начинать новую жизнь? Так нужно брать от нее максимум! Уж если жить, так на полную катушку! Жизнь дается лишь раз, и нужно выжать из нее все возможное. Все мы охотники за удачей. Кому-то она улыбается, кому-то нет, но уж, во всяком случае, отказываться от этой охоты нельзя. Ты не пожалеешь, парень… Саша, — позвал он и, когда телохранитель появился в дверях, распорядился: — Реши вопрос с директором, забери документы и привези их ко мне в офис… Собирайся, Володя, поедем в офис, сейчас должен подойти Иванченко, я вас познакомлю. А заодно и парой делишек озадачу. У нас, как и у милиции — ненормированный рабочий день. Да и выходные «скользящие». Дела простенькие, но ответственные. Заодно в деле тебя посмотрим. Иди на улицу, там темно-синий «мерседес» стоит. Подожди меня там, я сейчас подойду.

Врублевский вышел, а Березкин направился в вестибюль. Перед большим настенным зеркалом остановился, поправляя пальто, и, заметив в отражении худощавую фигуру гардеробщика, одобрительно кивнул:

— Подойдет. Пообтешем, пообкатаем, и не исключено, что из парня выйдет дельный бригадир. Характер есть, не истерик, не дурак и, вроде, не трус. Я за ним еще понаблюдаю, посмотрю, каков он в деле, но думаю, из парня толк выйдет. Ты прав — это еще «сырой материал», но как раз это и хорошо. «Стержень» у парня есть, а «форму» мы ему придадим по своему усмотрению. «Отморозки» Шерстнева рано или поздно подведут его под монастырь, а меня такие вот парни сделают богатым. Молодец, продолжай в том же духе, ты знаешь — за мной не заржавеет…

Он небрежно бросил на стойку гардероба несколько крупных купюр и, не прощаясь, вышел. Гардеробщик подошел к застекленной двери и посмотрел вслед садящемуся в «мерседес» «авторитету». Если бы Березкин видел его лицо в этот момент, то изменил мнение об услужливом и подобострастном гардеробщике. Исчезли наигранные слащавость и нагловатость, стерлась угодливая улыбка и сквозь привычную маску проглянуло лицо совсем другого человека: умного, жесткого, опытного, властного… опасного. Лицо человека, способного виртуозно играть в несколько игр одновременно. Но особенно выразителен был в этот момент его взгляд. Он смотрел в спину Березкина с тем выражением, которое появляется в глазах снайпера, наблюдающего за своей жертвой в оптический прицел и размышляющего: прикончить сейчас, или дать возможность повернуться в еще более выгодный ракурс… Где-то в глубине зала хлопнула дверь, и на лицо гардеробщика в раз вернулось прежнее услужливо-подобострастное выражение. Он подошел к стойке гардероба и небрежно сгреб в карман оставленные Березкиным деньги…