Эйлин Фэйворит - Героини

Вскоре глаза привыкли к темноте, и небо стало казаться светлее. На его фоне темными контрастными тенями вырисовывались листья и ветви. Она двинулась по знакомой тропе, время от времени окликая Хитклифа. Собственный голос показался ей излишне мелодраматичным. А что, если сбежать вместе с ним?.. Всю жизнь маму учили жертвовать собой, но теперь она превратилась в охотника. Она найдет человека, который заставит ее почувствовать себя другой. От пруда доносилось непрерывное кваканье лягушек. Вдалеке прогрохотал трактор. Где-то там была другая жизнь — по дорогам проносились машины, в машинах ехали люди, и каждый из них имел свою цель, каждый двигался в нужном направлении. Что же она делает здесь, в лесу? Разыскивает героя старого романа? Просто смешно!..

— Ты одна?

Анна-Мария вздрогнула при звуке этого голоса. Вытянула вперед руки, боязливо огляделась по сторонам, словно не желая видеть того, кого искала. И вдруг поняла: все ее страхи были продиктованы опасением никогда не найти, не увидеть его больше.

— Где ты?

— Здесь. — Он вышел из-за дерева. — А где Кэтрин?

— Больна. Ей опять стало хуже.

— Я не желаю ее больше видеть. Вчера я нарочно спрятался. Все бесполезно! Пусть себе выходит за Эдгара, за это ничтожество! Только такого мужа она и заслуживает!

Анна-Мария утратила дар речи. Она была вне себя от счастья, что наконец-то нашла его. Все ее тело, каждую жилку, казалось, пронизывал электрический ток — такое она испытывала возбуждение. Хитклиф сам, по собственной воле отказывается от Кэтрин? Такого просто не может быть! Она дрожала от волнения и страха. Всю усталость будто рукой сняло.

— И что ты теперь собираешься делать?

— Искать свой путь.

— Мне бы хотелось, чтобы ты остался, — услышала она свой голос.

Даже лягушки вдруг смолкли, настала мертвая тишина. Потом раздался скрип сапог, он направлялся к ней.

— Зачем?

— Хочу… получше узнать тебя.

Он рассмеялся, протянул руку, зажал в пальцах прядь ее волос.

— Ты уверена?

— Совсем не уверена.

Она подняла руки, чтобы откинуть назад волосы, и заметила, что пальцы дрожат. Хитклиф приблизился и взял ее руки в свои. Послышался паровозный гудок. Хитклиф начал целовать ее пальцы. Анна-Мария прижалась к нему всем телом. До чего же он высокий!.. Хитклиф наклонился и поцеловал ее в губы. Щеки его были колючие, небритые. Под ногами у девушки поплыла земля, и она почувствовала, что лежит спиной на ветках. Поцелуй сам собой перешел в проникновение. Анна-Мария и опомниться не успела, как Хитклиф вошел в нее.

Когда все кончилось, он содрогнулся всем телом и обессиленно распростерся сверху. Анна-Мария открыла глаза. На тропинке стояла Кэтрин, одетая в белую ночную рубашку. Ее рот был открыт в безмолвном крике. Встретившись глазами с мамой, Кэтрин дико вскрикнула и бросилась бежать. Хитклиф тут же вскочил и побежал вслед за ней. Больше мама их никогда не видела.

Семь недель спустя оказалось, что мама беременна. Были слезы и долгие споры с Эдит, Вассар отпал сам собой. Мама отказывалась назвать имя отца будущего ребенка, с той же твердостью отказалась впоследствии отдать меня на удочерение. Я росла внутри ее, и вместе со мной росла и крепла решимость мамы. Я появилась на свет ненастной мартовской ночью, в пятницу. Младенец весом в девять фунтов, зачатый в лесу.

Тринадцать лет спустя я пряталась с другим героем, кельтским королем, в том самом лесу, где была зачата. Близился вечер, мы с нетерпением ждали, когда вернется из «Усадьбы» Элби и какие принесет новости. Мы послали его подбросить моей маме записку, где было написано, что я сбежала. За это время Конор успел сходить в наш первый лагерь и притащить оттуда остатки оленьей туши; я же торчала под навесом в состоянии некоего ступора, время от времени затягиваясь косячком, оставленным мне Элби. Паранойя моя усиливалась. Элби говорил, что Никсон в любой момент может подать в отставку и уйти из Белого дома, и мне казалось, что в этом случае наступит конец света. Всего лишь сутки прошли со времени моего побега из отделения, но ощущение было такое, будто прошло не меньше недели. При мыслях о докторе Келлере я ощущала дикую злость, направленную против мамы. Как она могла отдать меня в отделение? Правда, в глубине души я надеялась, что она сделала это под давлением или из страха. Еще душа ныла от боли, когда я вспоминала слова Элби. Он считал, что маме, как и любой героине, просто нужно было отдохнуть от собственной истории.

Я почувствовала запах дыма и выползла из шалаша. Конор сидел у костра и жарил оленину. В голове немного прояснилось, травка Элби стимулировала аппетит, и теперь мне казалось странным, что я отказывалась от угощения Конора. Теперь же я просто умирала от голода. Выживание в отделении и жизнь в лесу закалили меня; от свежего воздуха и сигареты с травкой проснулся зверский аппетит. Мы с Конором уселись у костра на ствол поваленного дерева, и я начала жадно вгрызаться в жирные куски мяса, которые он передавал мне. В отделении я привыкла обходиться без ножа. Проглотив большой кусок, я облизала пальцы. Было здорово сидеть у огня и жевать пахнущее дымком мясо. Голова больше не кружилась, дурнота прошла, и я вновь почувствовала себя сильной.

Конор ел с меньшим энтузиазмом, медленно жевал и смотрел на деревья, точно вовсе их не видя. У него имелись свои странности. Было необычно, что могучий и ловкий король может выглядеть столь уязвимым. Это не вполне соответствовало моим представлениям о древних героях, у которых всегда имелся план действий и самые хитроумные способы его осуществления. Впрочем, все можно объяснить. Была уязвлена его гордость — ведь до сих пор он так и не сумел заполучить Дейрдре. Да и недели, проведенные в лесу, тоже сказывались на его облике — борода сильно отросла, во все стороны торчали грязные спутанные космы, сплошь в колтунах.

Он подобрал с земли две ветки, подкинул их в огонь.

— Сколько дней назад мы впервые встретились?

— Двадцать, — ответила я.

— Двадцать дней не видел я родных стен!

Конор снова начал перечислять топоры, черепа, позолоченные чаши и так далее, словом, все то, что обычно повышало его самооценку. Сквозь листву просвечивали тонкие оранжевые лучи — последние отблески догорающего заката. Я стала собирать длинные тонкие ветки, ломать их о колено и подбрасывать в огонь. Элби отсутствовал уже несколько часов. Что-то зашуршало в кустах, как будто там шуровали клюшкой для гольфа. Я так и застыла, а потом обернулась и глянула через плечо. Солнце село как-то очень быстро, пламя ревело в костре, а деревья сразу стали казаться темнее неба.