Ульяна Сомина - ГЕРОИ И ГЕРОИНИ

Ей снился город, его ночное великолепие восхищало и отталкивало одновременно. Об этом городе хотелось слагать песни, но в тоже время периодически возникало желание собрать вещи и убраться отсюда, только бы не видеть этих серых улиц, скучных лиц…

Николаев, что тебе снится? Корабли? Былая слава и величие?

Она проснулась рано. Около пяти утра. Снова кофе натощак. Нет, фигуру не берегла, хоть и не могла похвастаться осиной талией, но кофе привыкла пить только так. Чтобы почувствовать его вкус и горечь. Ведь и жизнь нужно принимать такой, какая есть, без добавок и красителей. Иначе – сплошной обман.

На ноуте включила Лару Фабиан, такое вот настроение с утра. Но вспомнилась почему-то песня группы «Чайф» с такими строчками: «Все хорошо, трудно представить, что могло быть и хуже, если я не пришел, то нафиг тебе такой я нужен…» Если смотреть правде в глаза, целясь в висок, роман был неважным и мужчина «командировочным». Тот сразу сказал ей, чтобы не рассчитывала на что-то серьезное, что он давно женат и его все устраивает. Поэтому появлялся внезапно, вдоволь наслаждался временным статусом свободного от уз брака мужчины, а потом исчезал на неопределенный срок. Может, она и влюбилась в него, раз изводила себя напрасно поначалу, пыталась звонить, чаще видеться… Потом уже стало понятно, что согласившись играть второстепенную роль, главную ей никогда не получить. Или довольствуйся тем, что есть или обходись без всего. И она выбрала первый вариант. А теперь просыпалась одна, пила кофе натощак и не ждала звонков и визитов с таким трепетом.

Чашка опустела, песня закончилась. Всего двадцать три и вся жизнь впереди, рано она себя похоронила. Но было в ее прошлом то, о чем не хотелось вспоминать, но, к сожалению, память поворачивала время вспять, вынуждая ее ненавидеть себя, этого «примерного семьянина» и всех людей в целом.

Замолчать – значит не врать, не теребить незажившие раны, не приставлять к виску собеседника пистолет, не прощать и не просить никогда и никого.

Что ты знаешь о молчании? Да, что ты вообще можешь знать о нем?! Оно наступает внезапно или преднамеренно, бывает неуклюжим и робким, а иногда – резким, словно противник на дуэли бросает вызов, держа револьвер наготове.

Я перечеркиваю молчанием твою жизнь. Страницу за страницей, строчку за строчкой, игнорируя знаки препинания. Ты же упиваешься им, как терпким вином и просишь еще. Я вижу твои жадные глаза, они умоляют меня помолчать. Застыть безмолвной статуей над тобой. А ты будешь благоговеть, преклоняться, как поклонялись наши отцы этому забытому теперь старику – отцу революции. И я буду точно так же, как этот старик, беспомощно и бесполезно взирать на все вокруг, что движется, меняется, развивается и погибает. Зачем? Зачем я молчу? Я не хочу такой судьбы! Тогда в предвкушении свободы, я произношу два слова, банальных и простых: «Забудь меня».

Мне надоело молчать, впору закричать, освободить легкие для новых звуков, составляющих новые слова. Ах да! Слово «люблю» так и не слетит никогда из моих уст по отношению к тебе. Потому что, если я опрометчиво произнесу его, смысла в моих пустых речах больше не будет. И я буду вынужден замолчать навсегда. Стать твоим монументом, безмолвной статуей, каменным идолом… Твоим…

Нотка грусти… Пахнет летом: еще юным и неокрепшим. Хотя по календарю оно еще не наступило. Май…

Комната пропитана этим запахом, он проникает в нее через распахнутое окно. Из окна виден город – полусонный и какой-то вечно уставший. Не помогают даже люди, бродящие бесцельно по улицам и скверам.

Тоска… Комната служит декорацией к ее жизни. Бежевые обои, ковер над кроватью, книжная полка, стол, шкаф с вещами и хламом… Все это вмещает в себе она. Это и есть она… Сидит на полу, скрестив ноги, думая о лете.

Вот уже несколько дней почти каждую ночь девушке снится один и тот же сон. Реальность, зажатая в объятьях первой любви. Последняя встреча, морщинка на переносице, хмурый взгляд, широкая ладонь на хрупком девичьем плече и небрежно брошенные слова напоследок. «Забудь меня», – сказал самый близкий для нее человек. Просто возьми и забудь. Выброси рисунки, фотографии, сотри память, перечеркни чувства. Она-то думала, что «мы» – это навсегда. Оказалось, что у счастья есть срок годности. И право беспощадно дробить местоимение МЫ на Я и ТЫ.

Смеркалось… Она обняла колени и посмотрела в окно. Стены давили, пытаясь одновременно уберечь и оставить здесь навсегда, задавив своей тяжестью. Уничтожить. Наверное, потому что девушка именно здесь возвращалась к одним и тем же мыслям, изводившим, мешающим жить и дышать. Здесь она дышала летним воздухом в конце весны…

Все мысли были размеренны, взвешены, но в той же степени непонятны и сумбурны. Отрицание всего и принятие одновременно.

И она рисует. Рисует долго. Лица, жесты, эпизоды из жизни. Рисует людей, животных, цвета и запахи. Она помнит. И не хочет ничего забывать. Здесь – жизнь. Где-то ее, где-то придуманная ею. Иногда эта грань становилась почти незаметной.

На самом деле я никогда не умела рисовать. Все началось с переходного возраста и маминых истерик. Мама непонимающий человек, она из тех людей, кто гнет свою линию. Поэтому любые шаги на пути к формированию собственного мнения, – не совпадающего с ее – это скандал. В детстве она умудрялась раздавать подзатыльники за несогласие со «взрослым и умным человеком».

В лет четырнадцать все накалилось до предела. Как общеизвестно – это тот возраст, когда хочется все отрицать, ничего не брать на веру и никогда не соглашаться со старшими, а особенно с «предками». Не скажу, что я была ярой бунтаркой, но и паинькой меня назвать было трудно. Именно в этом возрасте я примкнула к какой-то популярной субкультуре. Ни с какими подозрительными компаниями не связывалась, сходила с ума в одиночку. Таким образом выражала своеобразный протест, «давала» пощечину маминому вкусу. Одежда мрачных тонов, браслеты с шипами, ремни, извечные кеды и значки с черепами. И даже сигареты – куда без них! Заядлым курильщиком стать не удалось, но несколько попыток было.

Тогда-то и началась эпопея с рисунками. Потребность возникла внезапно, в полночь, я схватила листок и начала изображать чей-то силуэт. Получилось вполне сносно. Дальше – больше. Изрисовала не один блокнот. И ничего конкретного – просто образы, наброски, незначительные детали. Силуэт у окна, широкая ладонь на моем плече, взгляды. Образы приходили неожиданно и чаще всего ночью. Словно заходили в гости, посидеть, поболтать за чашечкой чая.