Маргарет Этвуд - Мадам Оракул

— Скажи, что вы теперь просто друзья! — прокричала я.

— Не выйдет, — довольно сказала Марлена: то, что ей давно хотелось обнародовать, неизбежно станет известно, причем без всякого вмешательства с ее стороны. Не то с радости, не то с горя Марлена выпустила руль. Лодка резко накренилась, парус упал, Сэм пригнулся, гик крепко ударил мне в поясницу — и меня выбросило за борт.

Я была не готова к этому, поэтому с головой ушла под воду и сразу нахлебалась сырой онтарийской воды. Она оказалась намного холоднее, чем я ожидала, и на вкус отдавала тухлыми плавниками и использованными подгузниками. Я вынырнула на поверхность, кашляя и задыхаясь.

Сэм спустил паруса. Лодка, неуверенно раскачиваясь, проплыла немного дальше. Марлена очень натурально кричала: «О боже! О боже!» — словно я действительно тонула, нечаянно упав за борт. Она опасно перевесилась через край лодки, протянула ко мне руки и крикнула: «Джоан, держись!», но Сэм перехватил ее.

Я не могла влезть обратно и упасть снова, как надо; пришлось действовать по обстоятельствам. Я нырнула — неглубоко, чтобы, как мы и планировали, проплыть под лодкой и вынырнуть с другой стороны, не видимой с берега, на случай, если нас кто-то заметит.

Это и вправду было необходимо: за одним из столов на берегу я видела отдыхающее семейство; но удалось только со второй попытки. Сэм и Марлена по-прежнему смотрели на то место, где я упала, видимо, начисто позабыв о нашей договоренности. Я сорвала с шеи бинокль — он тащил меня ко дну — и попыталась закинуть его в лодку. Ничего не вышло; бинокль утонул. Тут я вспомнила о платье — оно осталось в сумке, лежавшей наносу.

— Платье, — закричала я, — не забудьте выбросить платье! — Но ветер гнал их в сторону, и меня не услышали. Сэм и Марлена изо всех сил старались восстановить управление.

Отплевавшись от озерной воды, я как можно ровнее легла на спину; плыть по течению я умею очень хорошо. Потом повернулась головой к берегу и стала бить ногами под водой, от души надеясь, что мало-помалу продвигаюсь к песчаной полоске и волны, периодически бьющие о мою голову, помогают мне. Все вышло не так, как мы планировали, но это даже хорошо. Получилось естественнее, чем если бы я нырнула сама. Глядя в синее небо с бегущими по нему белыми облаками, я стала думать, что делать дальше.

К счастью, меня вынесло на берег за кустами — в таком месте, которое нельзя было увидеть от столов. Я промахнулась на каких-то пятьсот ярдов. Я выползла на берег и легла без сил, тяжело отдуваясь; совсем рядом волны катали взад-вперед апельсиновые корки, дохлых корюшек и куски чего-то подозрительно коричневого. В моих волосах застрял песок, обрывки водорослей. Отдышавшись, я тихо, насколько позволяла чавкающая грязь под ногами, прошла по берегу и притаилась за кустами. По другую сторону была моя машина, но там же сидело и пирующее семейство. Я не смела подойти слишком близко и не видела их, но слышала нытье детей и ворчание папаши.

За кустами я просидела как минимум полчаса. С меня текла вода, колотил страшный озноб. Я старалась не задеть ядовитый плющ, не вляпаться в человеческие экскременты, прикрытые размокающей туалетной бумагой, не коснуться скомканных оберток от сэндвичей, ошметков салями, бутылок из-под газировки и гадала, сколько еще они собираются здесь сидеть. Если весь день, то как я успею на самолет? Наконец заворчал мотор, захрустели по гравию шины.

Я подождала, пока они отъедут подальше, и пошла к своей машине. Выкопала ключи, достала из багажника чемодан и на заднем сиденье переоделась в юбку с блузкой и повязала мокрую голову шарфом с конными полицейскими. Мое лицо в зеркальце заднего вида выглядело пугающе — настоящая утопленница. Я стерла синие тени бумажной салфеткой и выбросила ее в кусты. Потом выжала джинсы и футболку, аккуратно скатала, убрала в специально приготовленный зеленый пластиковый пакет и спрятала его на дно чемодана. Уезжая, я мельком увидела Сэма с Марленой; им удалось снова поставить парус, но развернуться не получилось; лодку с бешеной скоростью несло к Кингстону.

Я добралась до аэропорта, сдала машину и успела на самолет за двадцать минут до вылета. Сидеть в кресле и ждать отправления оказалось труднее всего; я никак не могла поверить, что за мной нет погони. Ноя была спасена.

Спасена-то спасена, вот только какой ценой, спрашивала я себя, сидя на балконе под полотенцами в одном белье и принимая солнечную и одновременно паровую ванну. Застряла неизвестно где. Как выяснилось, Другая Сторона — не рай, а всего лишь чистилище. Теперь я знаю, почему умершие следят за живыми: на Другой Стороне смертельно скучно. Не с кем поговорить, нечего делать.

Может, я и правда утонула, подумалось мне, а вся эта история — долгие часы в самолете, где я смотрела «Молодого Уинстона» без наушников, и арендованная машина, и квартира, и поездка в Рим красить волосы — только видение, шутка загробного мира? После смерти душа некоторое время летает над телом, потому что растеряна и не знает, что делать дальше; так, по крайней мере, утверждают спириты. Но в таком случае мне следовало бы парить над маслянистыми водами озера Онтарио, чуть к востоку от острова Торонто. Это, конечно, не учитывая течения. А может, мое тело нашли, вытащили, и теперь я, неопознанная, лежу на столе в морге? Или меня разобрали на запчасти, и вижу я только потому, что мои глаза достались Другому человеку? Правда, вся моя жизнь не промелькнула перед внутренним взором, как положено, но, наверное, еще промелькнет — я всегда отличалась запоздалым развитием.

Живите настоящим, принимайте жизнь такой, какая она есть, учат нас руководства по настройке мозгов. Но что, если настоящее — болото, а будущее — трясина? Я чувствовала себя изгоем; желание отправлять послания, в бутылках и без, росло с каждым часом. Я еще жива. Застряла черт-те где, уже много дней не вижу ни одного корабля. Устала общаться с местной флорой, фауной и муравьями. Умоляю, спасите. Кругом — великолепный южный пейзаж, морские бризы, очарование Старого Света, но в мозгу, будто металлическая пластина, забытая после операции, или, скорее, таблетка, которая в миске с водой распускается яркими неорганическими цветами, притаилась родная страна. Если не поостеречься, она быстро займет всю голову. Побег не имел никакого смысла, я все и всех привезла с собой, по-прежнему слышала их голоса, они шумели, как далекая, рассерженная толпа. Однако переставлять мебель уже поздно, мне не удержать их за дверью.

Где та новая жизнь, в которую я собиралась войти — легко, словно бы переплыв речку? Она никак не начиналась, между тем как старая спокойно продолжалась без меня. А я, точно в клетке, сидела на балконе и ждала перемен. Надо завести себе хобби, подумала я, — шить стеганые одеяла, разводить цветы, собирать марки. Надо расслабиться и стать обычной туристкой — из тех, что охотятся за снимками и любовниками в розовых нейлоновых галстуках и остроносых туфлях. Мне хотелось распахнуть душу, напитаться местным воздухом, лечь на спину и лениво ловить ртом то, что падает с древа жизни, — но почему-то не получалось. Я ждала знака, нового поворота (круга? спирали?) событий. Всю жизнь я наркотически зависела от сюжета.