Александр Беляев - волчья жизнь, волчь законы...

Во всех казармах шло сильнейшее движение. Вскакивали солдаты, торопливо одеваясь, бежали к каптёркам, получали вещмешки. Посыльные разбежались по городу, оповещать своих командиров. Ревели сигнализации. Хлопали двери. Дежурные по подразделениям вскрывали оружейные комнаты, отпирали шкафы, выдавали личному составу автоматы и боеприпасы.

Рядовой Комари, получив на руки карточку посыльного, побежал в город оповещать командира роты капитана Иголку; Штырба отправился за старшиной; Куриленко пошёл будить прапорщика Марчука. Рыжему было проще всего: начальник склада ГСМ жил в двух шагах от КПП дивизии, в ближайшем доме, на первом этаже.

Когда прапорщик Марчук оделся и вышел из квартиры, отделение ГСМ в количестве восьми человек – сержант Ржавин, рядовые Куриленко, Якименко, Лопатин, Рудый, Вдовцов, Дробышев и Вербин, – с вещмешками за спиной и штык-ножами на поясе, выстроившись в две колонны, ожидало у подъезда.

Марчук повёл солдат на аэродром.

Их задача была несложной: прибыть в течение часа на ГСМ и приступить к выполнению своих прямых обязанностей.

Несмотря на то, что отделение уложилось в срок, у дороги, напротив конторы ГСМ, стояли в ожидании уже несколько грузовых автомобилей. «Кислородка», «азотка», дежурный тягач и караульная машина.

Стремительно переодевшись, солдаты стали их заправлять. На этот раз работали все.

Тревогу отменили в восемь утра, после того как командир дивизии, на УАЗ-ике, проехал по ряду объектов, расположенных в различных частях аэродрома.

После официального приказа об отмене Тревоги темп движения во всей дивизии заметно снизился. Люди перешли в режим обычной работы.

«Деды» вернулись в контору, завалились на койку. Ким достал из-под подушки колоду старых, засаленных карт, перемешав, роздал на троих.

Завтрак солдатам подвезли на «пищевозке», в бачках.

После завтрака сержант Ржавин, передавая приказ Марчука, велел «гусям» и Лопатину заняться уборкой прилегающей к конторе территории.

Вдовцов достал из кладовки старую плащ-палатку, совковую лопату и грабли.

Вербин с Дробышевым собрали у входа все окурки и бумажки, покидали их в урну.

Лопатин с Вдовцовым граблями сгребали на плащ-палатку опавшую листву.

Ржавин вышел на крыльцо, сладко до хруста в позвоночнике потянулся, достал сигарету, закурив, залюбовался процессом работы.

– Бэбик, вон там… бумажка валяется, – сказал он, показав начищенным до блеска, сжатым в гармошку, сапогом. – Лопатин, поактивнее! Я не вижу огня в твоём взгляде. Труд украшает человека.

– Работа не волк, в лес не убежит, – лениво водя граблями, заметил Лопатин.

– К тебе, уважаемый, эта пословица никакого отношения не имеет. Перед тобой и гусями стоит, как говорил товарищ Ленин, архиважная задача, батенька, архиважная, – убрать территорию до сияющего блеска. Чтоб каждый, кто подойдёт к конторе ГСМ, остановился здесь и, залюбовавшись окружающим пейзажем, получил эстетическое наслаждение. Лопатин, ты знаком с философскими категориями эстетики?

– Нэ. А шо это такое?

– А шо, а шо? – передразнил его Ржавин. – Деревня! Эстетика – это наука о прекрасном. Антон Павлович Чехов говорил, что у человека всё должно быть прекрасным: и лицо, и одежда, и душа, и мысли. Понял, Лопатин? А у тебя – лицо типичного быка, спустившегося с гор за солью. Одежда? Я молчу про твою одежду. Чухан-чуханом. Душа? Низменная душа… пустая, мелкая. Мысли? Или полное их отсутствие, или полный примитив… как бы пожрать, где бы поспать, кого бы задуть и как бы «плану» курнуть!

– Это точно! – глупо улыбаясь, согласился Лопатин. – План – это сила! Давно я уже хорошей, доброй шмали не курил. Может, с год. Помню, в учебке, в Нижнеподольске, у нас у свинарника выросла конопля-дичка. Но она реальная была. С косого трое отъезжали. Задули по парику, а нас так накрыло. О-от мы гудели. Вся часть, короче, обкуренная неделю ходила. А через неделю, по приказу командира, всю её спололи и сожгли. Я лично участвовал в прополке. Для меня каждый удар косой… словно, удар ниже пояса. «Мужики, – думал я, – что ж вы делаете? Остановитесь!» Сердце кровью обливалось. До чего ж было жалко! Но добрый пакет шмали… я всё же в части заховал. У меня была надёжная нычка. Я и ещё с два пацана… Мы ещё долго потом по плану отрывались.

– Не люблю нариков, – сказал Ржавин. – От них все беды… Стрелять вас надо.

Лопатин с изумлением уставился на него.

– Шучу! – улыбнулся Ржавин и, повернувшись, скрылся за дверями конторы ГСМ. Он вернулся к своим, в комнатушку.

Куриленко с Кимом, разложив на табуретке доску, катали нарды.

– Сыграешь? – спросил его Рыжий.

– А. Надоело. Всё надоело. Домой хочу!

– Хо, удивил. Я тоже хочу. Все хотят.

– Я больше твоего хочу. Меня там девки ждут. Братва.

– А то у нас братвы и своих девок нет, – возразил Ким.

– У всех братва, – согласился Куриленко.

– Слышь, Рыжий, вот ты сколько в авиации?

– Странный вопрос? Столько же, сколько и ты…

– То есть полтора года, – хитровато глядя на сослуживца, говорил Ржавин.

Куриленко, опасаясь подвоха, осторожно спросил:

– Ну и?

– А ты можешь назвать тактико-технические характеристики МиГ-29?

– Вот это ты выдал, – усмехнулся Ким.

– А на хрен они мне нужны? – пожал плечами Рыжий.

– Как на хрен? Ты ж в авиации служишь? Вот представь… на гражданке, пацаны, допустим, спросят, где ты служил. Попросят тебя рассказать об авиации, о самолётах, а ты не в зуб ногой.

– Я ж не лётчик. Я – гэсеэмщик.

– Ты хочешь сказать, что в ГСМ неплохо разбираешься? Ну-ка, назови мне химическую формулу керосина?

– Слышь, Ржавин, ты что тут вымахиваешься? – спросил Куриленко с вызовом. Он начал заводиться.

– Да скучно мне, понимаешь? Тоскливо!

– Это твои проблемы!

– А сам-то ты хоть, знаешь, характеристики МиГа? – насмешливо спросил Ким.

– Пожалуйста. Размах крыла – 11 метров. Длина самолёта – 17. Высота – 4, 7. Масса пустого самолёта – около 11 тонн. Максимальная взлётная масса 18, 5 тонн. Силовая установка: два турбореактивных двигателя. Потолок полёта – 18 тысяч метров. Максимальная дальность полёта 2100 километров с подвесными топливными баками. Скорость над землёй – 1500 километров час. Максимальная скорость на высоте 11 тысяч метров – 2450 километров в час.

Вооружен, корочем, 30-милиметровой пушкой. Семь внешних подвесок для вооружения и оборудования, шесть ракет «воздух-воздух», ракеты «воздух-земля», неуправляемые реактивные снаряды – сокращенно НУРС, напалм, ядерные бомбы, топливные баки и прочая хрень.

Был разработан в 1977 году в конструкторском бюро Микояна и Гурвича. В серийное производство запущен в 82 году. К нам в дивизию поступил на вооружение в 86-ом… Тогда же он поступил в Мукачево, Чертков и Луцк.