Александр Беляев - волчья жизнь, волчь законы...

– Я говорю о том, что нужно было действовать решительнее и эффективнее, – пояснил свою мысль Немоляев. – Нельзя было допускать полумер. Ошибка ГКЧП заключалась в том, что они не расстреляли Горбачева и Ельцина. Они ездили к Горбачеву делегацией в Форос, спрашивали его решения… Как вы, Михаил Сергеич, скажите? Что нам прикажете делать? Кого вы спрашивали? Разве вам за пять лет его деятельности не было ясно, что перед вами скрытый враг, хитрый лис, тонкий, лукавый предатель?

– Перестройка – это блеф. Провокация! Никакого путча, переворота не было. Была гениально спланированная и блестяще осуществлённая провокация, в которую были вовлечены люди, которые порой не осознавали свои действия и последствий, к которым они могли привести. Всё это было выношено в спецслужбах США. Это всё реализация плана Алена Даллеса.

– Дело не в этом, – отодвигая сковородку с яичницей, возражал Немоляев. – Враги у нас были искони. С кем мы только не воевали. С татарами, хазарами, поляками, немцами… Я говорю о «пятой колонне». Если б ни она, никакому Даллесу, никакому Эйзенхауэру, никакому Рейгану, Бзежинскому и Бушу не удалось бы реализовать свой гениально спланированный план.

– Так ведь у Даллеса об этом и идёт речь, – горячо согласился Иголка. – У него весь план построен на этом. На формировании в СССР активной и сильной «пятой колоны», «агентах влияния», о которых говорил Крючков. «Посеяв в России хаос, мы найдем своих единомышленников и союзников в самой России…В управлении государством мы создадим хаос, неразбериху»…

Допив бутылку, они продолжили разговор.

Немоляев высказал товарищу свои сомнения в официальной версии о внезапной смерти маршала Сергея Федоровича Ахромеева, бывшего начальника Генерального Штаба СССР, боевого офицера, участника Великой Отечественной и афганской войн.

– Я не верю, понимаешь, Саша, не верю, что здоровый и сильный мужик, в возрасте пятидесяти лет полезет в петлю. Не верю. Режьте меня, бейте! Не верю! Это чистейшей воды заказное политическое убийство. Видимо, Ахромеев что-то знал. А его убрали, чтобы спрятать концы в воду. Кстати говоря, и выбор смерти… ну никак не убедителен. Офицер не полезет в петлю, он предпочтёт пулю!

– Согласен.

– Смотри далее. 22 августа 91 года, по официальной версии, покончил жизнь самоубийством Пуго, застрелив перед этим жену. Не верю. Их убили. Отказываюсь верить. Через несколько дней из окна собственной квартиры якобы выбрасывается Николай Кручина, управляющий делами ЦК КПСС. И в тот же день, буквально через несколько часов, московская мэрия запускает процесс экспроприации партийной собственности. Разве смерть Кручины случайна? Не верю. Примерно в это же время «выбросился» с балкона другой управляющий делами ЦК КПСС Георгий Павлов. А может ему помогли? – невольно возникает вопрос. Может быть, он тоже кому-то мешал. Может быть, он тоже стоял на пути у «приватизаторов»? В октябре убивают Талькова.

– Тальков, – перебил восхищённо Иголка. – Тальков был настоящий патриот. Это настоящий русский офицер. Офицер русской песни!

– Я тоже люблю Талькова. Его «Россия», «Бывший подъесаул», «Чистые пруды» – это жемчужины. Единственно мне не нравиться его воинствующий антикоммунизм. Ну, чего так против социализма высказывался. Социализм – это лучшая общественно-политическая формация.

Насчет социализма капитан Иголка придерживался несколько иной точки зрения, но не стал её высказывать, так как, глубоко уважая Немоляева, не хотел задевать его чувств.

– Я слышал, на днях намечается проверка, – сменил тему разговора Иголка. – Якобы возможен приезд командующего.

– Всё может быть. Что ж, коли так, будем готовиться…

Информация о возможном приезде командующего подтвердилась. И вся дивизия стала готовиться к его приезду, работая в сумасшедшем ритме, подобно муравьям, когда у них разрушают муравейник.

Этот бешенный ритм захватил и втянул в свой водоворот отделение ГСМ.

«Деды» заправляли машины, выдавали бензин, «гуси» вместе с Лопатиным занимались уборкой территории.

Вербин, Рудый и старший прапорщик Злободян суетились на ЦЗТ. Им поступила команда подготовить ЦЗТ к полётам, назначенным через три дня.

Аэродромная рота работала на взлётной полосе, очищая её до мельчайшего камушка, до ничтожной соринки.

На территории дивизии были выбелены все бордюры, собраны и сожжены все опавшие листья, выметены дорожки, плац. В казармах во всю шло ПХД (парко-хозяйственный день).

Во всех кубриках торопливо и нервно наводилась уборка. В коридор БАТО были вынесены койки. Пока «деды» сидели на них и, бренча на гитарах, коротали время в разговорах, «гуси» и молодые «черепа» шуршали в кубриках: скоблили паркет стеклом, мыли полы по нескольку раз, вытирали пыль с подоконников, с батарей, водопроводных труб, шкафов и дверных косяков. Газетами и тряпьём оттирали оконные стёкла. Старшина в шкаф для шинелей поставил полную банку ваксы для чистки сапог. Выдал новые каблуки тем, у кого они стёрлись. Поменял «афганки» Арбузову, Вербину и Вдовцову; Комари на время выдал новую шапку-ушанку.

За два дня дивизия была неузнаваема. Всё блестело и сияло. В умывальниках медные краны были начищены до блеска и казались золотыми.

Все солдаты были одеты во всё чистое, отглаженное и свежее.

В понедельник приехал командующий, со свитой полковников и подполковников из штаба армии.

Дивизия встречала внушительную делегацию в полном составе, за исключением больных и отпускников. Солдаты всех частей и подразделений, одетые в бурые шинели и голубовато-серые шапки, были выстроены в стройные коробки, по росту и ранжиру. В глазах рябило от ярко-синих солдатских погон, жёлтых сержантских лычек и желтых трезубцев на кокардах. Офицеры и прапорщики, одетые во всё свежее и новое, стояли в волнении; каждый переживал за свой собственный внешний вид и за своё подразделение.

Ненастное небо нависло над аэродромом.

Дробышев, стоя в строю вместе со всеми, глядел на выстроившийся напротив них авиационный полк, состоявший исключительно из офицеров и прапорщиков. Это были лётчики и техники. Он поражался их численности. По слухам, здесь их было около полутора тысяч человек, в синих комбинезонах и коричневых кожаных куртках. Солдат во всей дивизии было около пятисот человек. А офицеров и прапорщиков – в три раза больше.

День был пасмурный. На аэродроме дул северный ветер. Небо затянуто серыми тучами.

Далеко на горизонте виднелись вершины Карпат.

Командир дивизии, на днях получивший звание генерал-майора, докладывал командующему – высокому генерал-лейтенанту, в длинной голубовато-серой шинели с барашковым воротником и такой же серой барашковой папахе.